усмирять беспорядки. Его предложенный вариант удовлетворил. А заговорщиков тем более удовлетворил. Ведь Львов указом Николая II был официально назначен главой правительства. Теперь оно стало единственной легитимной властью в России! На радостях незваные гости рассыпались в благодарностях перед великим князем, Керенский произнес патетическую речь, что все права царского дома будут сохранены, для бывшего государя, его брата и их близких будет обеспечена полнейшая неприкосновенность.
Два акта опубликовали одновременно, об отречении Николая II и непринятии престола Михаилом Александровичем. Провозглашалось, что в сентябре будет созвано Учредительное Собрание, которое определит политическое устройство России. А до этого власть переходит к Временному правительству Львова. Царь узнал о решении брата (очевидно, и о собственном «отречении») вечером 3 марта, когда прибыл в Могилев. Там его сразу взяли под охрану — он остался в изоляции. Разумеется, он был поражен известиями. В дневнике записал: «Оказывается, Миша отрекся. Его манифест кончается четыреххвосткой для выборов через 6 месяцев Учредительного Собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость».
Генерал Деникин в мемуарах писал, будто царь передал Алексееву телеграмму для Временного правительства, что в сложившейся ситуации он готов передать власть сыну, но начальник штаба Ставки не отправил ее. Сам, по собственному разумению, рассудил: вроде бы, все утряслось — и еще один новый поворот? Была ли вообще эта телеграмма? Или речь шла об очередной фальшивке сторонников конституционной монархии? Никаких следов документа, кроме упоминания Деникиным, не найдено. Полностью доверять ему в данном случае оснований нет. Но сам сюжет, что царь дает телеграмму, а начальник штаба определяет, отправить ее или нет, достаточно выразительный: свободы у Николая II уже не было.
Хотя и Алексеев вскоре начал прозревать. Говорил генералу Лукомскому: «Я никогда не прощу себе, что поверил в искренность некоторых людей, что пошел за ними и что послал телеграмму об отречении императора главнокомандующим». А командующих фронтами предупредил: «В сообщениях Родзянко нет откровенности и искренности». Тем не менее, он считал, что «отмена уже объявленного манифеста может повлечь шатание умов в войсковых частях и тем расстроить способность борьбы с внешним врагом, а это ввергнет Россию в пучину крайних бедствий». Ну а представитель МИД при Ставке Николай Базили все эти дни неотлучно находился возле Алексеева, направлял его своими советами, составлял проекты царских манифестов. 4 марта, когда операция с «отречением» завершилась, он выехал в Петроград. В столице он сделал доклады Родзянко, Львову, Милюкову и Гучкову. Нужны ли комментарии?
Стоит отметить, что одним из первых изменило царю высшее духовенство. Зараженность церковной верхушки либеральными ядами сказалась в полной мере. Никто не вспомнил, что государь — Помазанник Божий. В дни февральского безумия никто из священнослужителей не пытался увещевать бунтующих солдат и рабочих, напомнить о присяге всего народа царскому престолу в 1613 г., о присяге Николаю II. 2 марта, еще до его якобы «отречения», Святейший Синод признал власть «Временного комитета Думы». 4 марта из Синода вынесли кресло императора, а 6 марта полетели распоряжения всем священникам вместо «царствовавшего дома» поминать на службах «благоверное Временное правительство».
Церковь не вступилась даже тогда, когда Временное правительство почти сразу отбросило «благоверность» и перечеркнуло обещания о безопасности и сохранении прав дома Романовых. 7 (20) марта оно официально постановило арестовать государя и императрицу. Для этого в Ставку был отправлен все тот же Бубликов. С ним прибыло еще несколько комиссаров правительства — они представились, якобы приехали только для сопровождения Николая Александровича в Царское Село. И лишь перед отъездом они предъявили Алексееву приказ правительства об аресте. Или изобразили, будто известили генерала только в последний момент: в любом случае он возражений не высказал и ни малейшего противодействия не оказал. В тот же день, 8 (21) марта, в Царском Селе генерал Корнилов арестовал государыню Александру Федоровну.
Одновременно внедрялась и подмена понятий. «Временный комитет Думы» учреждался, вроде бы, для «поддержания порядка». Царя уговаривали отречься именно под тем предлогом, что это поможет восстановлению мира и законности. И даже в подложном «акте об отречении» подчеркивалось, что Николай II добровольно жертвует властью ради преодоления кризиса, предотвращения кровопролития, «в согласии с Государственной Думой» (никогда не выносившей такого решения). Сейчас превозносилась уже «революция», а царя объявляли свергнутым преступником.
Львов и прочие деятели, дорвавшиеся до власти, разъясняли, что Временное правительство — это и есть «ответственное министерство», за которое велась борьба. Потому что оно «создано Думой». Но и это было обманом. Ведь Дума никакого отношения к образованию правительства не имела. После роспуска царем она вообще больше не созывалась! Поэтому и «отвечать» перед ней Временное правительство не могло. А в итоге, без парламента, кучка заговорщиков объединила в своих руках такую власть, какой не было даже у царя, — и законодательную, и исполнительную, и военную, и верховную!
В целом же, разыгрались те самые планы, которые обсуждались изменниками: устроить крупные волнения и воспользоваться ими. А царя перехватить на дороге между Ставкой и Петроградом, вынудив к отречению. Но кто обеспечил и раскрутил этот сценарий? Сама оппозиция уже трижды, в сентябре 1915 г., 9 января и 14 февраля 1917 г., показала, что она не способна осуществить такую операцию. Обратимся к работе генерала А.А. Гулевича [21], проводившего свое расследование в эмиграции, общавшегося со многими бывшими государственными и общественными деятелями, с представителями французского командования и разведки:
«Чем дольше шла война, тем сильнее были подозрения, что Британское посольство участвовало в заговоре против императора и, следовательно, против России, и эти подозрения постепенно подтвердились, не оставив места для сомнений. Родзянко, М. Палеолог, историк Джеймс Нейвор вынуждены признать это… В апреле 1917 генерал Жанен (глава французской военной миссии в России — авт.) делает следующую запись в дневнике (журнал “Славянский мир”, второй номер, 1927, стр. 296–297): “Долгая беседа с Р. подтвердила то, что мне ранее говорил М… Он заговорил про революцию, которая, по его словам, организована Британией, точнее, Джорджем Бьюкененом и лордом Милнером. Петроград в то время кишел англичанами… Он уверял, что может назвать улицы и номера домов, в которых скрывались британские агенты. Сообщалось, что они давали деньги солдатам и подстрекали их к мятежу. Он лично видел людей, которые точно были британскими агентами, на Миллионной улице, где они передавали купюры по 25 рублей солдатам Павловского полка за несколько часов до того, как те сняли мундиры и присоединились к революции”. Из личных бесед я узнал, что лорд Милнер потратил более 21 миллиона на финансирование русской революции».
Эти факты подтверждаются донесениями французской разведки, сообщавшей о руководстве переворотом со стороны Бьюкенена, о раздачах денег участникам беспорядков английскими
