Гордей закатил глаза.
— Ты сама деликатность.
Вальтер подхватил:
— Можно уроки давать: «Как намекнуть незваным гостям, что они задержались».
— Ло-орд Шульц, — Рита зевнула, прикрыв рот ладошкой. — Вы знаете, в тот момент, когда у моего племянника проявился дар, он спорил с одним демоном и пожелал ему поломать рога. Они треснули. Намёк понятен?
— Более чем, — Шульц примирительно улыбнулся.
— Так что там с проклятием? — я вернула тему в нужное русло.
Огонёчек почесала кончик носа.
— Ну… суть такая: те, кто будет искать тебя как Видящую, кто будет заинтересован в твоём даре, просто не будут тебя чётко видеть, слышать и вообще… А если по каким-то причинам тебе надо будет с ними такими нехорошими взаимодействовать, то они просто ничего не запомнят о тебе. Я там много всего намешала, но в основу положила мощный отвод глаз. С условиями, правда, пришлось повозиться, но вроде всё должно работать хорошо.
— Колдунствуй давай, — дядя щёлкнул по многострадальному носику в веснушках. Рита за это клацнула на него зубами, но приступила к тому, зачем мы, собственно, к ней пришли.
— Только сразу предупреждаю, слабость после проклятия будет жуткая, — она внимательно смотрела мне в глаза, желая убедиться в том, что её слова дошли.
Я кивнула и прикрыла глаза.
От прилипания к себе проклятия передёрнула плечами.
Это всякие мелкие проклятия практически никак не ощутимы физически, а вот что-то посерьёзнее… особенно самотворное, собранное из множества сложных проклятий, очень часто сопровождаются неприятными ощущениями. Я не просто так сказала про «прилипание»: процесс действительно ощущался, будто на кожу липнет что-то вязкое, противное, грязное и сопливое.
Но приходилось терпеть.
В общей сложности проклинала Рита меня где-то минут сорок. А потом ещё час отлаживала работу проклятия, положение потоков энергии.
В это время я чувствовала себя тряпочкой. Такая слабость накатила, что я не могла ни пошевелиться, ни даже говорить. Просто откинулась на спинку стула и терпела все не самые приятные манипуляции.
Рита хоть и действовала осторожно, но от вплетания новых энергий было больно.
Второй раз за неделю надо мной так жестоко издеваются по моей же просьбе. Что будет дальше?
Сил кричать не было. Их вообще не было.
Рита напичкала меня восстанавливающими зельями, наругалась за несоблюдение инструкции по применению её успокоительного — по её словам именно из-за этого мне было сейчас так плохо. И велела демону брать меня на ручки и открывать портал.
— Только не в свою пещеру, а к дому мастера Горенко, — хлопнула ресницами подруга, обворожительно улыбаясь.
Вальтер что-то процедил сквозь зубы, аккуратно подхватил меня на руки и, дождавшись, когда Гордей раскланяется с Ритой, открыл портал. Спросил у дяди, где моя спальня, узнав направление, отнёс меня туда и уложил на кровать.
— Спасибо, — едва слышно сказала я.
— Не за что, — тёплые губы коснулись моего лба. — Отдыхай, набирайся сил. И… пожалуйста, не перемещайся по городу пешком. Сейчас будет масштабная чистка от адептов ордена, никто не знает, насколько агрессивно они отреагируют. Не рискуй, пожалуйста, — шепнул он.
***
Как ни странно, совету я последовала и уже неделю перемещалась лишь порталами. Дядя по этому поводу язвил не прекращая, Клэр подкалывала меня на тему отношений с Вальтером, я на них шипела. Ну а чего они прицепились? Хожу порталами и хожу, кучу времени экономлю, между прочим. А с Вальтером мы не виделись с той ночи, когда меня Рита проклинала.
Я даже грешным делом подумала, что ему нужен мой дар и это так проклятие сработало, но нет. С последним букетом я получила записку, что у него завал на работе, предсказать, когда вопрос с орденом будет решён, он не может. Вальтер рассыпался в сожалениях, что не видит меня, и напомнил про свидание, на которое я согласилась.
А я в последние дни тратила неожиданно освободившийся час на работу над артефактом.
Вот и сегодня я занималась тем же. Дело уже почти дошло до сборки основы, осталось решить, какой из двух вариантов делать.
Так случилось, что я, разбирая в своих черновиках те идеи, которые переписала для Вальтера и ему недавно отдала, нашла нестыковку в одном из расчётов. Поэтому вариантов сердца осталось два, а не три. Так что сейчас я внимательно проверяла все свои записи: математика, потоки…
Вроде бы, всё остальное правильно.
А, нет, вот тут ошибка. Вероятность применения посчитана неверно.
И чем дальше я пересчитывала, тем больше хмурилась.
Дело даже не в том, что я допустила огромную вычислительную ошибку, которую на погрешность списать невозможно: двести семьдесят процентов — ну не погрешность это, это грубая ошибка вычисления, и Карр знает, как я её допустила.
Дело в том, что это был самый страшный вариант.
Полный личный блокатор магии. И по новым расчётам, это было самое вероятное назначение амулета.
Лучше бы, конечно, за мной проверил кто, но увы, нельзя даже расчёты показывать кому-нибудь, кто не связан той же клятвой, что и я, с Шульцем. Опасно это.
— Фиса! — позвала меня Клэр. И голос её был какой-то подозрительно нервный.
С тихим ворчанием отложила расчёты и спустилась к сестре.
— Ну, что там у тебя стряслось?
Кларисса была какая-то подозрительно бледная и только молча ткнула пальцем на окно.
Повернулась посмотреть, что происходит, и обомлела. На улице было светло, хотя время близилось к полуночи.
Горели костры магической справедливости.
— Зови отца, — прошептала я.
Огонь полыхнул совсем рядом с домом.
«Рита! Рита, я знаю, что ты ещё не спишь, мне срочно нужно!» — мысленно позвала я подругу.
Через несколько секунд раздалось недовольное:
«Ну чего тебе?»
«Как ты выбралась из огня магической справедливости?» — не обратила внимание на её настроение. Мне сейчас позарез была нужна информация.
Гордея нет, мы с Клэр одни, никто на помощь не придёт… Как-то нужно спасаться из этого ада. А если не повезёт попасть в огонь?
«Думала о том, что очень хочу жить… Зачем тебе это посередь ночи?» — недоумённо отозвалась Огонёчек.
Она какая-то подозрительно спокойная. Неужели не видит отблески пламени на окнах?
То, что я не заметила и не услышала крики с улицы, вполне объяснимо. Я — натура увлекающаяся, занималась интересным заказом, но Рита же сегодня целый день страдала ничегонеделанием.
«Выгляни в окно. Что видишь?»