Алексис. И мне кажется, ты об этом знаешь.
Огонек моргнул и потух.
— О чем… о чем вы говорите?
— Я говорю, что, если верить моей команде и нашему оборудованию, в смертях этих девушек не был замешан ни один призрак. — Выражение ее лица изменилось. Улыбка сползла у нее с губ, и она моментально посерьезнела. — Так что, возможно, нет никаких призраков, Алексис… Возможно, это все ты.
Мне понадобилась секунда, чтобы понять, что она хочет сказать…
Она обвиняла меня — не злобного духа, а меня — в том, что случилось с Кендрой, Эшлин и Эллиот.
— Это смешно, — проговорила я. — Я не убийца.
— Однако с того момента, как ты приехала сюда, было совершено одно-единственное нападение — на твою соседку по комнате. Это смешно?
Я не ответила.
— Тебе смешно, что в тех местах, где лежали пропавшие девочки, всегда находились какие-то улики, которые вели к тебе? Да, мы знаем про анонимный звонок, Алексис. Весь телефон в твоих отпечатках пальцев.
— Я же говорю вам, — воскликнула я. — Я пытаюсь их спасти!
— А я говорю тебе, что никакого призрака нет! — Она откинулась на спинку стула и окинула меня холодным, оценивающим взглядом. — Так что, возможно, ты пытаешься спасти их от самой себя.
Меня перевели в голубое отделение, поэтому теперь мне выдавали пижаму голубого цвета, а не омерзительно-розового. Были и другие изменения: один пациент на комнату. Два сестринских поста вместо одного. В два раза больше санитаров. И нам не давали подносов — только одноразовые тарелки.
Я проваливалась все глубже в кроличью нору. Что будет, когда уровень угрозы, которую я представляю обществу, снова поднимут? Зеленая палата? Желтая? И какой будет последняя ступень? Какого цвета пижаму тебе дают, когда твоя комната состоит из четырех стен, обитых мягкой тканью, и матраса на полу? Когда ты проводишь дни в полной изоляции?
«Серого, — подумала я. — Тогда мы с Лидией обе окажемся в серой бездне».
Меня могли запереть в «Хармони Вэлли» навечно — на каком-нибудь из подземных этажей — без права на связь с внешним миром. Ведь существуют люди, которые так живут — люди, опасные для общества. Убийцы.
Я сидела на кровати и смотрела сериал (в голубом отделении пульты хранятся у медсестер), когда вдруг поняла: а почему нет? Почему бы не запереть меня в палате для душевнобольных? Почему бы не оградить от внешнего мира и других людей?
Я решила предположить, что Джаред прав и что Лайна действительно хочет, чтобы мы были вместе навечно. Что она нападает на девочек, которые пытаются нас разлучить. Если бы я оказалась запертой в подземном бункере, ни одна девочка больше не смогла бы нас разлучить. Тогда Лайна была бы счастлива. И Джаред тоже.
А я была бы… в безопасности. В том смысле, что из-за меня больше никогда не страдали бы люди.
Внезапно все это перестало казаться мне таким ужасным. Да, звучало оно, конечно, ужасно, но с таким «ужасно» я могла бы жить. Это было гораздо лучше, чем стоять и смотреть, как умирают невинные люди.
Осталось только убедить агента Хэйзан погрузить меня поглубже в недра «Хармони Вэлли». И почему-то мне казалось, что сделать это будет несложно.
— Алексис? — Одна из медсестер поманила меня к своему столу и вручила письмо в открытом конверте. — Это оставили для тебя. Мы его не читали — просто должны были убедиться, что внутри нет никаких запрещенных предметов.
Я кивнула. Потом уселась и открыла письмо.
Оно было от Джареда.
Дорогая Алексис,
Я знаю, что когда-нибудь ты поймешь.
До тех пор я буду любить тебя и только тебя.
А Лайна проследит, чтобы никто не встал между нами.
Всегда твой,
Дж.
Медсестры привыкли, что я послушно выполняю все, что от меня требуют. Поэтому вечером дежурная не заметила, что я положила четыре таблетки под язык и не проглотила их. Как только она вышла, я выплюнула их и засунула под край матраса.
Больше никаких спутанных мыслей. Мне нужно было думать быстро, чтобы сказать агенту Хэйзан именно то, что нужно.
Всю ночь я ворочалась с бока на бок. Мое тело жаждало расслабленности, которую вызывали лекарства. В какой-то момент я почти что потянулась к краю матраса за одной из таблеток.
Но устояла.
На следующее утро я была бодра, даже немного взвинченна. Весь завтрак я сидела как на иголках, а потом сразу поспешила к посту медсестры, чтобы попросить ее устроить мне встречу с агентом Хэйзан.
Я решилась. Я собиралась сказать, что ей необходимо придумать, как оставить меня в «Хармони Вэлли» навечно.
Медсестра разговаривала по телефону и выглядела очень хмуро. Она подняла палец, показывая мне, чтобы я немного подождала.
— Да. Вообще-то она как раз подошла…
Кто, я? Я уставилась на нее. Кроме меня, рядом с ее столом пациентов не было.
Внезапно игровое шоу, которое шло по телевизору, прервалось, и я услышала музыкальную заставку выпуска новостей.
Словно в замедленном движении, я повернулась к телевизору и увидела на экране заставку со словами «СРОЧНЫЕ НОВОСТИ».
— Сегодня в Сюррее пропала еще одна девочка-подросток. Полицейские уже называют эту череду исчезновений — два из которых закончились смертями — самой странной за всю историю округа Дэннисон. По словам начальника полиции, в ближайшее время к расследованию может присоединиться Федеральное бюро расследований.
Как я могла быть такой глупой?
Да, я была заперта в психбольнице. Но Лайна-то нет.
Девушки могли вставать между нами с Джаредом миллионом различных способов. И мне даже было необязательно находиться рядом с ним.
И тут две картинки в моей голове сложились в одну.
Первая: Кейси приходила к Джареду, чтобы поговорить.
Вторая: Она сказала ему, что мы с ним не подходим друг другу.
Так что мне даже не нужно было дожидаться, когда на экране покажут фотографию.
Я поняла, что Лайна забрала мою сестру.
31
Я сидела на кровати. В запертой комнате.
Этим может закончиться, если начнешь кричать о том, что тебе необходимо поговорить с женщиной, которая даже не числится в базе данных больницы. Особенно если ее зовут «Агент Хэйзан». Все это слишком хорошо вписывается в твою репутацию параноика, страдающего галлюцинациями и строящего теории заговора.
Я перестала кричать только тогда, когда меня пригрозили накачать успокоительными.
Случись это, шансы Кейси на спасение уже не были бы ничтожно низкими. Они бы упали ниже ноля. Так что я должна была вести себя хорошо. Даже если внутри у меня все клокотало.
