— Вот-вот, она все отрицает! А сама только что…
— Ребя, ну, бля… что вы тут устроили, — возле лестницы, на которой горланим друг на друга мы с Орестом появляется взлохмаченная Маринка с трубкой радиотелефона в руке. Кажется, она опять спала, и мне становится ужасно стыдно — с тех пор, как я, сама того не замечая, поселилась здесь, я все время бужу её и не даю отдохнуть.
— Извини, Марин, — обращаюсь к ней примирительным тоном, слыша, как сзади насмешливо фыркает Орест. — Я просто… искала телефон. Все в порядке, я никого не била. Мне просто надо позвонить.
— Что, кренделю своему? — тихо посмеиваясь, она протягивает мне трубку. — Передавай привет и скажи, что он охуел. И если завтра не приедет, я его от заказчика отмазывать не буду, которому он заготовки торчит. Он знает, о чем я. Просто передай.
— Да… но это по моим делам. Я же не только Роме звоню… — удивляясь, как быстро в этом доме я стала каким-то придатком к Ромке, неубедительно вру я, пытаясь отстоять свою независимость. Но, видимо, это выходит недостаточно правдоподобно.
Потому что в два голоса в ответ на мои слова смеются уже Маринка и Орест:
— Ну всё, не парься, что тут такого? — флегматично пожимает плечами Маринка. — Со всеми бывало, когда вопрешься в кого-то одного, и как дурак ходишь. Мне кажется, даже выражения морды лица при этом одинаковое, да, Орест?
— Один в один.
— Какое? — не понимая, о чем они говорят, переспрашиваю я.
— Припизженное, — отвечает мне Маринка. — Вот у тебя сейчас точно такое. Так что давай, звони Ромео, только не забудь ему про заказчика сказать. Иначе он завтра припрется забирать либо аванс, либо заготовки, а мне тут скандалов лишних не надо. Я, может, последние две недели в этой хате спокойно пожить хочу, ясно?
— Ясно… Спасибо, передам. Ну, я пойду. Я ненадолго. Если надо позвонить — стучите, я сразу отдам трубку.
И снова они ржут в два голоса, а я снова не могу понять, в чем дело.
— Ненадолго — это опять часа на два, да? — чувствуя невидимую защиту от Маринки, подкалывает меня Орест. — Я в прошлый раз пытался к тебе достучаться, так ты меня послала. Что, не помнишь?
— Я? Нет… — поражённая такой выходкой со своей стороны, которая совсем не отложилась у меня в памяти, так я была увлечена разговором с Ромкой, тихо отвечаю я.
— Вот, видишь, Марино! А ты мне не верила! Я тебе говорил, что она против меня что-то имеет, а ты — нет, нет, тебе все кажется.
— Да ладно, отстань от девы, — глядя, как мое лицо покрывается пунцовыми пятнами, которые я чувствую физически, так они жгут кожу, заступается за меня Марина. — Может, у них там секс по телефону был, а ты мешал. Имей совесть, у народа целибат на наделю, или на сколько там Ромео уехал. Я бы на тебя посмотрела в таких условиях.
— Да ты что?! Что я тебе сделал! Целую неделю! Скажешь тоже…
Их голоса звучат от меня все дальше и дальше — кивнув ещё раз и подтвердив, что трубка пока что у меня, я поднимаюсь по лестнице к себе, вернее к Костику в комнату и набираю Ромку, предварительно щелкунов замком на двери, будто собираюсь сделать что-то запретное.
Одна мысль не даёт мне покоя, пока я бегаю пальцами по кнопкам. Неужели это правда — то, о чем они говорили там, внизу? Недельное воздержание — это действительно так страшно? Судя по их лицам — прямо жуткое наказание и пытка.
Но, что же тогда говорить обо мне, живущей в этом самом целибате с тех пор, как я перевелась сюда из своего города и рассталась с Сашей? А это больше, чем полтора года.
Почему я ещё не умерла? Мало того, долгое время меня это вопрос вообще не беспокоил, пока я активно училась и догоняла академразницу, которую должна была экстерном пересдать.
А Ромка? Мы с ним близко общаемся почти целое лето, а последний месяц я живу здесь — и не замечала никаких случайных девушек после той самой памятной первокурсницы в темной рекреации. То, что он не спит больше ни с кем, несмотря на непонятный характер наших отношений, мне тайным образом льстит, но… Кажется, только сейчас я задумалась об этом серьезно.
Если судить по словам Маринки, уверенной в том, что мы вместе и расстались только на неделю, он совершает прямо-таки какой-то невиданный подвиг ради меня. Два месяца воздержания — это не хухры-мухры, как сказал бы Орест.
А, может, со мной что-то не так? Может, я какая-то чёрствая, неправильная, живущая без секса полтора года и заставляющая Ромку перейти на монашество? Может, я вообще… Мои глаза округляются — я вижу это в зеркале, прибитом к приоткрытой дверце шкафа, где я пыталась привести в порядок вещи, которые успела перетащить сюда.
Может, я, вообще, фригидная.
И только пудрю Ромке мозги своими разговорчиками. И динамлю не потому, что хочу удержать наши отношения от слишком быстрого развития. А просто потому, что со мной что-то не в порядке, раз неделя целибата не пугает меня так, как Маринку и Ореста. И от Ромки в первый день я сбежала просто потому, что это не моя тема.
Боже мой. Вот к каким выводам о себе можно прийти от одной только случайно брошенной фразы.
— Ты чего такая смурная сегодня? Я, вообще-то, завтра приезжаю. Где радость, не понял? — спустя всего минуту спрашивает Ромка. Значит, не получилось у меня скрыть от него свое настроение, не выходит притворяться перед ним.
— Да так, ничего. Просто…
— Что — просто?
— Марина и Орест уверены, что у нас с тобой секс по телефону.
— Чего-о? — слышу оживление в его голосе. — И это повод загрузиться? Так я был бы вообще не против, если б это была правда! Не парься, Женьк. Пусть думают. И я подумаю… — по звуку скрипнувших пружин догадываюсь, что он садится то ли на кресло, то ли на диван в своей привычной манере вразвалочку.
— Зачем? Что в этом такого, Ром? — моя досада возрастает ещё больше — его радостная реакция убеждает меня в том, что все вокруг либо преувеличивают значение вещи совсем незначительной для меня, либо я действительно тупица и все эти радости телесного мира недоступны мне в полной мере. В той, чтобы умирать от лишений после недели воздержания.
— Ну, как… — кажется, для него это так естественно, что он сам не знает, как объяснить. — А почему нет? Это прикольно. Когда кто-то куда-то сдымил, нет возможности быть рядом — это вариант остаться вместе.
— Ты что, веришь, что отношения спасает секс?
— Да только он и спасает.
Вот так. Приехали. Интересно, что тогда спасает наши отношения? Хотя… я совсем забыла — мы же дружим.
В то же время я чувствую злость на саму себя за какое-то трусливое малодушие. Ну какое «дружим», когда на днях я пообещала ждать его голая в постели, и это было совсем не в шутку, а сердце после этого колотилось как бешеное ещё пару часов.
Но вместо того, чтобы как-то зацепиться за это, поделиться своим волнением, я только насмешливо фыркаю:
