на изувеченного зверька, чем на человека. Медленно, словно ступал по тонкому канату, Джереми приближался к больничной койке. Подойдя вплотную, ему пришлось вцепиться в металлические поручни, чтобы устоять на ногах. Она не проснулась, не почувствовала его присутствия. Девочка, слишком маленькая и слишком худенькая для своих шести лет, лежала перед ним без сознания. Джереми увидел на ней уродливый пластиковый корсет с болтами и механизмами, из правой половины её бритой головы торчала металлическая пластина, левая забинтована, ведь левый глаз врачи не смогли сохранить. Руки её беспомощно лежали вдоль тела ладонями вверх. Нос и рот закрывала маска искусственного дыхания. Джереми не стал садиться на край постели, ему казалось, что если он хоть как-то заденет изувеченное тельце, оно рассыплется на его глазах. Он протянул руку и легонько коснулся её головы.
Она видела сон о своём отце, она могла с ним говорить так, как никогда не умела в жизни. Она могла гладить его по щетинистому лицу, могла читать ему стихи и собирать для него васильки с полей, они могли вместе подолгу вспоминать маму, разобрать все её фотографии и сделать альбом, она могла порадовать его и пойти в школу, как он всегда мечтал, ведь во сне, она именно такая дочка, какая нужна папе, и он больше не будет искать для неё нянек с плохим английским и перестанет тихо плакать по ночам.
Она не хотела просыпаться, Джереми был этому рад. Он осторожно снял с неё маску для дыхания и увидел, что губы её застыли в счастливой улыбке. Она видела хороший сон, Джереми позаботился об этом. Скоро она начнет задыхаться, поэтому медлить нельзя. Он обнял её и приподнял так, что она почти села на кровати, как послушная кукла, Джереми почти не ощутил тяжести её тела. Глаза его заливали горячие слёзы, но он продолжал крепко обнимать крохотное тельце Мэйми, пока она умирала и видела свой последний прекрасный сон, который уносил её куда-то очень далеко. Как и для Джейн он сделал её смертельный сон похожим на путешествие, но в отличие от Джейн, Мэйми не была одна, она уносилась прочь вместе с отцом, тот снова был счастлив, как когда-то давно. Джереми чувствовал, что она ещё дышит, но это были последние судорожные вдохи. Уткнувшись мокрым лицом в её перебинтованное плечо, он закричал во всю мочь, и кричал пока не заболело горло. Его мучил реальный кошмар в реальном мире. Как можно было сделать такое? Какими же монстрами были близнецы? Когда он отпустил умершую, заставив себя разжать руки; она уже не дышала, голова её безжизненно упала на подушку, а на бледном лице застыла едва уловимая улыбка. Джереми помог ей умереть счастливой – утешение слабое. Никогда прежде он не чувствовал такого сострадания и такой ненависти от собственного бессилия. Озверевшие мальчишки, просто так, от скуки раздавили Мэйми О’Лири, а сны её были полны нежности и любви – какая редкость для людей.
На ватных ногах он спустился на первый этаж. Крики и плач раздавались отовсюду, Джереми не понимал, как он делает это с людьми. Прежде он никогда всерьёз не задумывался, какой огромной силой в действительности обладает. Он знал, что может видеть сны людей, может показывать сны, может заставить человека погрузиться в сон, показать ему кошмар, или сделать счастливым; но он и понятия не имел, что способен убивать во сне и погружать в сонную паутину такое большое количество людей одновременно. Они не проснутся, пока Джереми не позволит им. Он готов был поклясться, что ещё вчера он не смог бы сделать ничего подобного. Но в свой пятый день рождения он стал гораздо сильнее. Почему это происходит, Джереми не понимал, отчего гнев и обида лишь нарастали.
Возвращаясь, он переступал через тела врачей и медсестёр. Некоторые лежали спокойно, словно трупы, другие извивались и корчились на полу, но никто его не видел, не ощущал его присутствия, все они спали и не могли проснуться. У некоторых спящих глаза были закрыты, у других открыты, и выглядело это безумно и жутко, они смотрели вокруг, смотрели друг на друга, но видели что-то совершенное иное, и это что-то сводило их с ума. «Сон разума рождает чудовищ». Но иногда чудовище – это ты, твой собственный разум, твоё подсознание. А ведь людские страхи весьма разнообразны.
Джереми скользил взглядом по бейджикам с именами, по измученным лицам. Вот молодая врач по имени Люси Голдман. Два года назад она стала матерью. Люси боится высоты и пауков, боится смерти, но самый страшный её кошмар скрыт намного глубже, Джереми добрался и туда. Когда Люси родила ребёнка, она кормила его грудью и несколько раз чудом не придушила его, буквально на пару минут погрузившись в дрему, ей тогда постоянно хотелось спать. Но пугало её даже не это. Её пугало потаённое желание – иногда она хотела, чтобы ребёнок задохнулся, чтобы его не стало. Эти мысли приходили к ней болезненным наваждением и так же внезапно уходили, будто отлив, оставляя после себя стыд, ужас и горечь, ведь она любила свое дитя. Её мучила серьёзная послеродовая депрессия, и потребовались долгие месяцы, чтобы избавиться от гнетущего состояния и убедить себя, что она хорошая мать. Настоящие страхи, не фобии, не опасения, а именно чёрные, разъедающие душу страхи никогда не оставляют людей окончательно. Вот и Люси они не оставили. Она никогда не перестанет бояться тех своих мыслей и побуждений, никогда себя по-настоящему не простит. Поэтому сейчас она снова и снова видит один и тот же кошмар, как она засыпает и душит своего ребёнка.
А вот Артур Уэйнрайт. Он алкоголик в завязке, не пьёт уже четыре года. Пить он бросил, когда однажды избил жену и маленькую дочь, слегка не рассчитал силу удара и сломал ей нос. Конечно же, он был пьян. Жена ушла, забрала дочь с собой, а Артур записался в программу лечения от алкоголизма. Жена к нему не вернулась, но год назад всё-таки позволила видеться с дочерью, и та его простила. Жизнь у Артура наладилась, он начал встречаться с женщиной и недавно сделал ей предложение ‒ она согласилась. С дочерью он видится каждую неделю по вторникам и субботам, дочь – самая большая радость в его жизни. Но у Артура тоже есть свой кошмар. Каждый раз после дежурства в больнице он возвращается домой одним и тем же путём и проезжает мимо злачного бара с ярко-зелёной неоновой вывеской «35 сортов наслаждения». Это ирландский бар, посетители там
