Сразу после десяти охранники обходят помещения, а после они уже никуда обычно не суются, торчат у себя в комнате, телевизор смотрят. Сидеть без дела да еще в темноте муторно, вот я в какой-то момент и подошел к окну — просто так, без всякой надобности, на деревья поглазеть, если уж ни на что другое не получается. И увидел: Томашевская с физруком целуется. А потом он прочь побежал, а девчонка, как сытая кошка, эдак вальяжненько со двора двинулась. Я решил форточку немножко приоткрыть и покурить. Только сигарету приготовился зажечь, смотрю, из двери, через которую я сам заходил, Кира Анатольевна выскакивает. На плече сумка болтается, а к груди она папку прижимает. У нее вообще-то портфель есть, с ним она ходит, когда, наверное, всякие документы носит, а тут просто сумка и папка в руках. Видно было, конечно, не ахти, но мне показалось, что папка зеленая. Уже позже, когда охранники обход сделали, я поднялся в директорский кабинет. Все проверил — не было вашей папки. Вот тогда я и подумал, что Кира Анатольевна где-то в другом месте папочку схоронила. А потом подумал, что именно эту самую папочку Рогова только что из гимназии унесла. А уже утром, когда Пирогову нашли, все сообразил. Рогова знала, что на следующий день полиция нагрянет. Боялась, наверное, вдруг обыски какие-нибудь устраивать начнут, вот папочку-то и унесла. Ну а в тот вечер я как зашел в школу, так и вышел, через пожарный выход. И никто не обнаружил, что я там был.
— Пока вы сами себя не обнаружили, — поморщился Сугробов.
— А я был не против! В определенный момент очень даже стал не против, — с откровенным удовольствием заявил Качарин. — Я ведь быстро понял, кто Пирогову на тот свет отправил. А позже еще кое-что понял. И если бы они до меня не добрались, я бы сам им подставился.
— Зачем? — удивился Виктор Иванович.
— Да затем, что без меня они бы ничего доказать не смогли. У них соображения-то имелись, а доказательств — ноль. Зубами бы щелкали, да впустую.
— В каком смысле?
— В прямом. Они версию отрабатывали, будто в кабинет Пироговой кто-то в окно влез. Эту версию им Кира Анатольевна подбросила. Но я проверил: карниз на окне болтался, и, если бы кто-то полез, карниз непременно бы снес. Я Роговой специально это сообщил, хотел реакцию проверить. Хорошая у нее реакция, ничего не скажешь! Даже бровью не повела. А ведь наверняка сразу сообразила, что номер не прошел.
— И это вы называете доказательством? — с сомнением спросил Виктор Иванович.
— Не главным. Главным было другое. Я его обнаружил, когда про карниз беседы беседовал. В тот день Кира Анатольевна явно куда-то начипурилась, украшения надела из рубинов. Причем рубины натуральные, какие сегодня на каждом шагу не встретишь. Кольцо, серьги и… кулон. А в кулон вставлен очень интересный рубин. Из пропавшего кольца Пироговой!
— Вы это серьезно? — не поверил Сугробов.
— Абсолютно. Я ведь, Виктор Иванович, не всю жизнь учителем труда был. Я университет закончил, геологический факультет. Занимался минералогией, драгоценными камнями. Я диссертацию писать собирался. И в натуральных рубинах, поверьте, кое-что смыслю. Ну, конечно, далеко не всякий камень вот так на глаз определишь, но этот я определил сразу. Кольцо у Пироговой было старое, дорогое, думаю, века девятнадцатого. Огранка у него была специфическая. Где-то по весне камень из кольца выпал, Пирогова приходила ко мне, спрашивала, не могу ли я вставить. Я не взялся, отправил ее к знакомому ювелиру, тот все сделал, мне звонил, языком цокал, какой рубин хороший. А потом я его обнаружил у Киры Анатольевны, прямехонько на груди. Полицейскому начальнику так и сказал: отнесите ювелиру, он подтвердит, для кого с этим камнем работал. Так что, — Качарин вытащил сигарету, закурил, прищурился, глядя сквозь дым, — я ваш заказ выполнил. И даже, считайте, перевыполнил. Вы хотели Роговой отомстить. Насколько догадываюсь, собирались папку с «черной кассой» представить высшему начальству Роговой, а также широкой общественности. А получилось все еще круче. Правильно я понимаю?
Сугробов взял пивную кружку, покрутил ее между ладонями, словно согревая, сказал:
— Мне было гораздо дешевле выучить сына в хорошей частой школе. Да вот жена уперлась. Хотелось ей, видите ли, чтобы он закончил именно эту гимназию. А ведь я знал, что тут будет много проблем. И Пирогову эту, химозу сволочную, тоже хорошо знал. Я ведь у нее тоже когда-то учился. Я же выпускник Двадцатой гимназии, тогда еще спецшколы номер двадцать. Многие удивлялись, почему я на себя похороны Пироговой взял. А я, грешник, мальчишеские обиды в землю закапывал. Пирогова ведь и со мной лютовала. А уж когда она на сыне моем отсыпаться начала… А уж когда мне пришлось из-за нее к Роговой на поклон идти… — Сугробов сделал большой глоток пива, скривился, с силой поставил кружку на стол, словно припечатал. — Меня ведь не деньги эти бесконечные достали. Нет! Кому только я за свою жизнь не отстегивал! Но никто, принимая мои деньги, не делал вид, будто оказывает мне высочайшую милость! Никто не мариновал меня в своей приемной по полтора часа, прежде чем взять мои деньги! Никто за мои деньги не говорил, что я плохо воспитываю сына, пытаясь откупиться от людей, которые этого сына стараются воспитывать хорошо! Понимаете: никто и никогда меня так не унижал! Я никогда и никому этого не позволял! А тут терпел, кланялся, просил!.. Потому что я люблю своего сына, а любовь — это всегда наше самое слабое место. И в это место как раз сильнее всего бьют! У вас же нет ни жены, ни детей, правильно? У вас такого больного места нет!
— Ну да. — Качарин тщательно растер сигарету о пепельницу. — Меня не за что ухватить так, чтобы даже дергаться не посмел. Я очень даже могу дернуться.
— Да еще и сдачи дать! — зло проговорил Сугробов. — Я ведь почему к вам обратился, Андрей Васильевич? Думаете, только потому, что вы любые замки открыть можете? Ничего подобного! Не только поэтому! Мне один человек рассказал, что Рогова, делая свою карьеру, угробила вашу. И вы ей это не простили.
— Глупости, — сказал. Качарин. — Ваш человек ошибся.
— Неужели?
— Даю слово. У меня совсем другие причины. Более серьезные, чем ваши деньги и моя карьера. Да и какая карьера может быть у учителя труда?
…Когда он узнал, что директором гимназии станет Кира Анатольевна Рогова, первым желанием было написать заявление об увольнении. Причем заранее, не дожидаясь появления нового начальства. Он даже написал это заявление и почти донес до
