обошлись без пыток, зато с ворожеёй не церемонились. Та сразу повинилась, что дала Аграфене пузырёк с заговорённой солью, но, жертвуя славой ворожеи, клялась, что от той соли ни добра, ни худа быть не могло. Грешила на святую воду, в которой развели соль. Может испортилась, а может добавили чего лихие люди. Баба оказалась стойкая. Перенеся изуверские пытки, какие не выдерживали воины-мужчины, больше ничего не сказала.
Аграфена сразу показала на спальника Григория Большого Грязнова. Вместе с ним взяли его брата, судью опричного Земского приказа Григория Меньшого Грязнова с сыном Никитой. Припёртый к стене спальник признал, что взял от Аграфены Собакиной пузырёк и передал Марфе, но клялся, что к содержимому не притрагивался и пузырёк даже не открывал. Про тот давний разговор накануне свадьбы все Грязные молчали, хотя Малюта пытал их беспощадно. Этим они спасли жизнь Василию, который прятался в войске под Нарвой. Впрочем, и сам Малюта не хотел его допрашивать в присутствии царя, опасаясь, что тот расскажет, чего не надобно…
На последнем допросе в присутствии царя все трое так ни в чём и не признались. Царь спешил в отъезд, и это спасло Грязных от дальнейших пыток. Первым убили спальника Григория. Его на спор отравил Бомелий. Хвастаясь своим искусством составления ядов, он однажды поведал царю, что его яды действуют с точностью до минуты. Царь тогда похвальбе лекаря не поверил и пожелал устроить проверку. Приготовленный Бомелием яд должен был подействовать ровно через час.
Во время последнего допроса Григория Большого Грязнова царь вдруг потрепал спальника по седой окровавленной голове и мягко сказал, что верит в его невиновность и готов освободить. В знак примирения дал разрыдавшемся старику выпить вина и стал с ним мирно беседовать, время от времени кося глазом на стоявшие на столе большие песочные часы. Когда тонкий песочный ручеёк стал иссякать, Григорий Грязной вдруг схватился рукой за горло и, захрипев, повалился на пол. Сидевший тут же Бомелий, наоборот, встал и раскланялся с шутливой торжественностью.
Григория Меньшого Грязнова повесили за ребро и заставили глядеть, как заживо сжигали его сына Никиту. Аграфена Собакина после допросов окончательно свихнулась, стала кликать и её увезли в дальний монастырь. Там от неё начали кликать монашки, и настоятельница посадила царёву тёщу в подвал на цепь. Думали, что царь отставит всех новопоставленных бояр Собакиных, но этого не случилось. Василий Собакин по-прежнему именовался царским тестем, уповая в душе на канон Григория Богослова, который запрещал христианам вступать в четвёртый брак.
На похоронах Марфы царь был печален. Сказывали, что хотел постричься в монахи, но ближние отговорили, дабы не сиротить народ. Поразила его не столько смерть Марфы, сколько то, что враги снова смогли нанести удар по ближнему к нему человеку, и, значит, могут достать и его самого. Сурово выбранил Малюту, который отвечал за его безопасность и приказал утроить предосторожности. Отныне всю еду и питьё пробовали до царя не только повара и кравчие, но и сам Малюта. Но хотя враги Скуратова надеялись, что гибель царской невесты отразится на его положении при дворе, их ждало разочарование. Малюта по-прежнему остался ближним к царю человеком.
Вторым после Малюты стал у трона Бомелий. Царь теперь чуть не всякий день беседовал с магиком. Говорили иной раз про такое, что присутствовавший при сих беседах Малюта сидел дурак дураком, не понимая ни слова. Перемежая рассказы умелой лестью, рассказывал вестфалец про всё на свете. Про королеву Елизавету и нравы английского двора, про яды и драгоценности, про театр и болезни. Но чаще всего они беседовали об астрологии. Царя волновало будущее. Впадая в транс, глухим заунывным голосом вещал Бомелий свои предсказания:
— Юпитер перейдёт в дом Марса. Корона качнётся. Жёлтый царь грозит царю белому.
Царь мрачнел, догадываясь, про что толкует астролог. В Крыму снова вспухала угроза...
Глава девятнадцатая
ЗАВЕЩАНИЕ
1.
Всю осень и всю зиму Орда висела топором над русской шеей. Каждый день близил нашествие. Чего только не делали, чтобы умилостивить Девлет-Гирея. Слали богатые дары. Срыли заветный Сунженский городок на Тереке — главный русский опорный пункт на Кавказе. Уже готовы были отдать Астрахань. Однако хан не давал мира. Чутьём степняка чуял слабость раненого русского зверя и спешил добить, пока тот не отлежался в плавнях. В спину хану учащённо дышали турки.
Со страхом ожидая весны, царь спешил разгрестись в Ливонии. Но и тут свалилась нежданная напасть — новая измена да какая!
Протоптавшись под Ревелем тридцать недель, герцог Магнус сжёг свой лагерь и отступил, несолоно хлебавши, свалив вину за провал на опричных дипломатов Таубе и Крузе, обещавших лёгкий успех. Те, забоявшись царя, уехали в Юрьев, и оттуда послали тайную грамоту королю Сигизмунду, предлагая ему своим услуги. Получив королевское согласие, пройдохи поспешили порадеть новому принципалу и подговорили начальника немецкой дружины Розена поднять мятеж в Юрьеве, чтобы передать город литовцам. Сговорились напасть на русский гарнизон в воскресенье после обеда, когда он в полном составе обыкновенно заваливался спать.
Сначала заговорщики имели успех. Перебили тюремную стражу, выпустили заключённых и призвали юрьевских обывателей восстать против русских. Однако пугливые обыватели восставать не пожелали, запершись в своих домах. Тем временем очухались стрельцы, к ним на подмогу кинулись русские купцы. Мятежников покромсали, заодно досталось и неповинным юрьевским обывателям. Таубе и Крузе успели унести ноги. Явившись к королю Сигизмунду и, получив обещанное баронство и поместья, они сходу выдали королевской секретной службе все тайны русской дипломатии, а сами сели строчить мемуары про кровожадного и растленного московита.
Измена любимцев потрясла царя не меньше измены Курбского. А когда узнал про мемуары — взвыл от ярости. Теперь по всей Европе пойдут гулять клеветы! И ведь знают мерзавцы многое, почти ничего от них не таил. Казнился про себя: на кого променял Висковатого! Зачем-то отправил письмо беглецам, увещевая воротиться, получив издевательский отказ, велел в отместку повесить всех ливонских пленных.
Все посольские дела царь отныне взял на себя, советуясь с одним лишь Малютой, который без лишнего шума подмял под себя Посольский приказ. Тою же осенью царь отправил шведскому королю Юхану заносчивое письмо. Объявлял, что собирается присоединить Швецию к России, что намерен включить шведский королевский титул в свой царский титул, а самого короля объявлял своим вассалом-голдовником. Ещё царь требовал Ревель и контрибуцию в 10 тысяч талеров. В случае отказа стращал тем, что весной сам придёт с войском и возьмёт всё. Отправляя письмо,
