И они начали целоваться.
Я завистливо вздохнула и успокоила замурчавшую пантеру. Подожди, моя хорошая, Итан пока болен, надо потерпеть.
Хотя, может, и нам поцелуй перепадет, пусть и небольшой.
Воодушевленная близкими возможностями и подбадриваемая заинтересованной пантерой, я перебежками двинулась к пристроенной слева башенке, на которую миссис Донахью указала днем. Узкая, полукруглая, с окнами-бойницами на четыре этажа вверх, она не выглядела домом, в который легко забраться по стене. И, скорее всего, когда-то предназначалась для лучников, поливающих штурмующих дождем из стрел. У ныне пасторального поместья было боевое замковое прошлое.
Хорошо, что времена войн прошли и молодежь сражается только в командных конкурсах. Да обнимается на бревнах, обсуждая мирные тренировки.
Лезть по стене не хотелось категорически. Настороженно оглядываясь, я обошла башенку по кругу и, к необычайной своей радости, обнаружила вырубленную в камне небольшую хозяйственную дверь.
Даже не пришлось срывать замок, дверь заскрипела и открылась от толчка.
Моей кошке очень нравилась вся эта таинственность, прокрадывание, ощущение охоты. Я легко проскользнула по узкому старинному коридору, добралась до витой лестницы и побежала наверх. Не пойму, зачем больного затаскивать туда?
На втором этаже располагался обширный гостевой холл с кабинетами. И только на последнем, третьем — спальни. Первая из них оказалась пустой.
Услышав звуки поскрипывания из приоткрытой следующей комнаты, я резко остановилась. Так. Возможно, он не может уснуть и крутится в кровати. Да, конечно, крутится, а что это еще может быть.
Я вдохнула-выдохнула, стараясь успокоиться, и медленно потянула за дверную ручку.
На широкой кровати, среди сбитых простыней, двигалось мускулистое широкоплечее тело. Из-под него виднелись длинные стройные ноги и доносилось довольное постанывание.
Мгновенная слабость заставила меня облокотиться спиной о стену. Мой Итан. Золотоволосый, родной, честный Итан драл на моих глазах какую-то местную девку. НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!
— Эй, парень, — громко сказала я, — а где Итан?
В комнате раздался звонкий женский визг. Золотоволосый молодой человек — точно-не-Итан-я-знаю! — отчаянно забарахтался, пробуя сохранить темп и не выпустить партнершу.
— На первом этаже правой пристройки, — прохрипел он и повернул ко мне крупной лепки лицо с узнаваемыми семейными чертами Донахью. — А ты кто?
— Вот же стерва, — в сердцах обругала я домоправительницу, сознательно давшую другое место пребывания раненого. Она что, боялась, что я выпрыгну из кареты и силой начну прорываться в башню? — Это я не вам. Я гостья, все нормально, Итан меня ждет.
Парень зафиксировал руками крутящуюся девчонку и строго сказал:
— Надо пораньше приходить, раненому ночью полагается спать. — И, уже обращаясь вниз: — А ты не крутись и ноги пошире, лапа, мне неудобно.
При этом он продолжал двигать округлыми симпатичными ягодицами.
Я вспомнила свои первые нежности с альфой и чуть не рассмеялась в голос. Прямолинейность тигров умиляет, если сам не принимаешь участия.
Когда я уходила, у парочки снова все наладилось, судя по возобновившимся вздохам.
Значит, противоположная сторона…
Выскользнув на улицу, я почти бегом обошла основной дом поместья и нашла вторую пристройку.
Ведущая в нее дверь была на замке. Пришлось ломать рывком, надеясь, что скрип и скрежет не услышат в центральном здании.
— Кто здесь? — донесся встревоженный родной голос, и в комнате прямо по коридору зажегся свет лампы.
— Это я, Мари, — сказала я, открывая дверь.
— Наконец-то! Ты где была так долго? Я уже чуть волноваться не начал.
Итан сидел в постели, сонный, обложенный подушками. В свете лампы светилась гладкая, чуть загорелая кожа, почти падали на плечи отросшие волосы, искрились в улыбке ярко-желтые нахальные глаза.
Только сейчас я поняла, в каком напряжении находилась все эти дни. Как болели мое сердце и душа. Как не хотелось верить в то, что говорили окружающие и подсказывал холодный разум.
— Ты ждал меня? — на всякий случай спросила я подрагивающим голосом. Нет, слышала я хорошо. Но хотелось послушать еще раз.
— Конечно, — удивленно ответил он. И вдруг немного, на незримое, крошечное движение отпрянул назад, к противоположному краю кровати. Чует, кошак…
— Тогда что ты мне за ужас нарисовал в записке? — шипяще спросила я, подкрадываясь ближе.
— Нарисовал грустное лицо. Означает «скучаю», — осторожно ответил Итан, уже заметно отодвигаясь и спуская ногу на пол.
— Скучаешь? Написать нормально не мог?
Я схватила лежащую с краю кровати подушку и треснула его по плечу. Скучает он! Лица прощальные рисует!
Он слез с кровати и отшагнул, пытался увернуться от нового удара. Как бы не так. Одним движением я перелетела через разделяющее нас препятствие.
Итан попытался поговорить:
— Спокойно, Мари! Я не мог писать, руки дрожали.
— Сволочь! — заорала я, размахнувшись и снова ударив подушкой прихрамывающе отбегающую жертву. — Да ты представляешь, что я только ни передумала, как только эту рожу не трактовала? Вот что, что означает точка в конце?!
Итан на всякий случай поднял руки, защищая голову. Под мышками золотился пушок. На теле не видно было ран.
— Это я ручку расписывал, — ответил он и вдруг низко, радостно засмеялся: — Да ты испугалась за меня?
Ну какие же мужчины бывают идиоты! Как мне не испугаться, его же в полумертвом состоянии увезли. А потом записки странные передают.
Я зло зарычала. А он подался вперед и обнял меня, прижал к себе, сковывая руки и не давая драться.
— Котенок! Мой любимый, заботливый, испуганный котенок.
Он гладил меня по спутанным волосам, а я яростно кусала его за плечо и шею. Сначала злобно рыча, потом фыркая, потом осторожно зализывая укусы. Можно было вырваться, но зачем.
Я успокаивалась. Вдруг страшно захотелось спать, поэтому, когда сильные руки подняли и опустили на кровать, устроили меня рядом, прижимая к теплому, пахнущему домом телу, я фыркнула последний раз, вытерла рукой мокрое от слез лицо и… уснула.
Глава 30
СЛЕПОМУ ХОТЕЛОСЬ БЫ ВИДЕТЬ
«А blind man would be glad to see» (присказка).
Тревоги последних событий сделали меня параноиком, а неудовлетворенная кошка, по всей видимости, так и не засыпала. Поэтому, когда в коридоре раздались крадущиеся шаги, я мгновенно открыла глаза. Только что был сон. Секунда. Бодрствование.