— Ты не хочешь подумать еще немного? — спросилаона, прилагая поистине нечеловеческие усилия, чтобы ее голос звучал спокойно.Нет, даже сейчас Лиз не жаловалась и не умоляла; она просто пыталасьразговаривать с Диком с позиций здравого смысла, как разговаривала бы с любымиз своих детей. — Меган оскорбила тебя, ты почувствовал себя задетым, новедь это пройдет, не так ли? Да и дети, я уверена, со временем привыкнут ктебе. Нам нужно только немножечко подождать.
— Не вижу смысла, — сухо отозвался Дик. —Дело в том, что мне нужно совсем другое — теперь я вижу это ясно. И я, и ты —мы оба должны благодарить Меган за то, что она сделала.
Но Лиз не испытывала к старшей дочери никакой благодарности.Она чувствовала себя раздавленной и уничтоженной'.
— Я позвоню через несколько дней. Просто чтобы узнать,как ты, — добавил он поспешно. — Мне действительно очень жаль, Лиз,но ничего не поделаешь. Так и должно было быть, я знаю.
«Откуда он знает, — удивилась Лиз. — И что онтакое знает? Что две ее дочери были грубы с ним? Но ведь они еще совсем дети —дети, которые тоскуют по своему отцу».
— Слушай, Дик, давай поговорим позже, ладно? Темвременем мы оба успокоимся…
— Нам больше не о чем разговаривать! — В егоголосе явственно прозвучали панические нотки. — Я же сказал тебе: я выхожуиз игры. Все кончено, Лиз! Ты должна понять это…
Но почему, почему она должна что-то понимать?
Почему она должна искать предлоги, чтобы оправдать его илисвоих детей? Почему каждый раз именно она должна быть страдающей стороной — человеком,который что-то теряет? Безусловно, и Дик, и дети тоже не выигрывали от всегоэтого, но она потеряла больше всех!
— Я люблю тебя! — сказала она, стараясь справитьсяс подкатившим к горлу рыданием.
— Ты сумеешь с этим справиться. Мне не нужен еще одинразвод, а тебе ни к чему еще одна головная боль.
Тебе и без меня нелегко пришлось. Просто выброси меня изголовы, а детям скажи, что «недоразвитый идиот» больше никогда их непотревожит. Теперь они смогут спокойно встречать праздники. — В его голосебыли горечь и какая-то детская обида, но достучаться до него Лиз не могла.
— Джеми любит тебя. И Питер тоже, — предпринялаона последнюю попытку. — Что я скажу им?
— Скажи, что мы с тобой совершили ошибку, но, ксчастью, поняли это до того, как стало слишком поздно. Вот увидишь, так имбудет легче, да и нам тоже. Ну все, Лиз, я кладу трубку. Нам больше не о чемговорить, да и не нужно. Прощай. — Он сказал это, как отрубил.
Лиз почувствовала, что у нее перехватило дыхание.
И прежде чем она сумела что-то сказать, Дик дал отбой.
Лиз еще долго сидела в темноте, прижимая к уху соленую отслез трубку. Наконец она выключила аппарат, положила его на столик и сноваоткинулась на подушку.
Она никак не могла поверить в то, что произошло, и в то, какэто произошло. Он прозрел — и готово: все кончено! Но был ли он слеп, вот в чемвопрос, и не случилось ли как раз обратное: Дик ослеп и перестал замечатьочевидное. Если бы сейчас он был рядом, Лиз взяла бы его за плечи и как следуетвстряхнула, чтобы заставить прийти в себя, но его не было, и она вдруг ощутилабесконечную усталость и свинцовое равнодушие.
«Все равно… — подумала она, медленно раздеваясь и накрываясьодеялом с головой. — По крайней мере, у меня есть мои дети».
Но во сне она снова плакала — не по своему погибшему мужу, апо Дику, по еще одной своей горькой потере.
Глава 11
Следующие несколько дней прошли для Лиз словно в тяжелом,бредовом сне. О том, что произошло в День благодарения, она никому необмолвилась ни словечком — ни Виктории, с которой несколько раз разговаривалапо телефону, ни тем более матери, у которой, безусловно, нашлось бы что сказатьпо этому поводу.
Хелен с самого начала говорила, что Дика пока не стоитприглашать на семейный праздник. Тогда Лиз решила, что мать просто ревнует,поскольку она не пригласила на праздник ее. Хелен все равно собиралась приехатьна Рождество, так что в данном случае Лиз только оттягивала неизбежное.
Выглядела Лиз тоже скверно — хуже даже, чем за всеодиннадцать месяцев своего вдовства. Она была то молчалива и печальна, то безпричины раздражалась и даже покрикивала на детей. Поначалу Кэрол и Джин решили,что Лиз гнетет приближение Рождества и связанные с ним воспоминания, и толькокогда за несколько дней Дик ни разу не позвонил ей в офис. Джин догадалась, вчем дело.
— Неужели обязательно было ссориться? — осторожноспросила она, когда через неделю после Дня благодарения Лиз вернулась в конторуиз судебного присутствия и как подкошенная рухнула на диван для посетителей. Запрошедшие дни она осунулась и похудела, под глазами залегли черные круги, нотеперь это получило свое объяснение.
— Он бросил меня, — ответила Лиз. — Детиобошлись с ним не лучшим образом. Меган в открытую хамила. Дик решил, что эточересчур. Нет, девочки действительно вели себя оскорбительно, и этого хватило,чтобы он пришел к мысли, что совершил страшную ошибку и нам надо как можноскорее расстаться. Он сказал, что наш роман был чем-то вроде временногопомешательства, — добавила она с горечью. — Две недели назад Диксделал мне предложение, он хотел, чтобы мы поженились на Валентинов день, но,как видишь, мы не дотерпели даже до Дня благодарения.
— Быть может, он просто испугался? — предположилаДжин. Она уже давно не видела Лиз в таком состоянии. Сегодня Лиз проиграла довольнопростое дело, чего с ней тоже не случалось давно. Это был достаточно тревожныйсимптом. — Если так, то он, конечно, вернется. Успокоится и вернется!..
— Не думаю. — Лиз покачала головой. —По-моему, Дик говорил серьезно.
Подтверждение этому Лиз получила в субботу, когда онанесколько раз звонила Дику и оставляла сообщения на автоответчике, но он так ине перезвонил. Тогда, проклиная собственную слабость, Лиз позвонила ему напейджер. Спустя несколько часов Дик все-таки перезвонил ей. Извинившись, онсказал, что был занят в операционной, но голос его звучал отстраненно ихолодно.
— Я просто хотела узнать, как ты. — Лиз стараласьговорить как можно небрежнее, но Дик сразу дал ей понять, что вовсе не ждал еезвонка.
— Со мной все в порядке, Лиз, спасибо. Послушай,извини, но я сейчас очень занят.
— Может быть, тогда ты перезвонишь, когда будешьпосвободнее? — Ее голос прозвучал неожиданно жалобно. Лиз мысленнообругала себя за это, но ответ Дика был предельно откровенным:
— Мне кажется, не стоит этого делать. Лучше всегопостараться забыть все, что случилось.
— А что случилось? — требовательно спросила Лиз,но ее настойчивость пришлась ему не по нраву.
— Ты сама отлично знаешь — что. Я пришел в себя ипонял, что не вписываюсь в твою семью. Лиз, для меня там просто нет места. И яне собираюсь даже пытаться.
