Сколько лет меня выращивали и оберегали? Пять? Десять? Восемнадцать? Помогали скрывать суть, чтобы не потерять будущий источник силы. Поправка: возможный источник. Далеко не у всех эфирий в нашем мире появляются специфические способности. Я вполне могла оказаться пустышкой.
За Витором тоже наблюдали. Видимо, идея сделать нечто, способное скрыть человека ото всех, захватила его давно. Тоже риск и долгие годы ожидания.
Впрочем, возможно, я не права. И вендиго появился в их семье задолго до рождения Витора. У духов нет детей. У Софи есть Кевин. Значит, на момент его рождения она была человеком. Или дух специально оставил ребенка в живых, чтобы женщину не заподозрили? А захватил он ее, когда она сбежала с офицером. Теперь понятно, почему ее так быстро выдали замуж.
Кевин не сын Салливана. И злость мужа становится более обоснованной. Ему вручили жену с «сюрпризом», который он признал своим.
Тогда, получается, Кевин не может стать наследником Витора? Дух просчитался?
Нет. Он сын двэйны Софи, сестры отца Витора, следующий мастер теней в семействе Алистеров.
Поэтому вендиго убила мужа. Он был свидетелем, неудобным и опасным. А до этого терпела его — потому что ей было выгодно играть роль недалекой женщины, смирившейся с ветреностью супруга и делающей вид, что готова заплатить за его молчание любую цену.
Поэтому Витор и сказал: Софи и ее муж стоят друг друга. Он знал, что Кевин не сын Салливана.
И какой вывод?
Зверь, много лет живущий в семействе мастеров теней, умный, возможно, древний, способный идти на оправданный риск.
За размышлениями время пролетело незаметно. Часы показывали полночь, когда Витор тихо сказал:
— Не забывай показывать эмоции. Я рядом.
— Хорошо. — Я растянулась на неразобранной кровати, положила рядом роман, под обложкой которого был бесполезный справочник по созданиям эфира, и закрыла глаза.
В дверь тихо постучали.
— Да! — сонно отозвалась я.
— Хорошо, что ты еще не легла, — грустно вздохнула Берта. — Мне нужна твоя помощь. Эли надо отдохнуть, а она не хочет отходить от Кевина ни на шаг.
Не вовремя она озаботилась здоровьем моей сестры. Женщина явно решила сменить Элизу на посту у кровати больного. Мне бы не хотелось, чтобы Берта пострадала. Придется придумать, как убрать жену доктора от постели Кевина.
— Да, конечно, — уверенно кивнула я, суетливо расправляя складки на платье и направляясь следом за виновато улыбающейся женщиной.
Из спальни Кевина доносился голос доктора: элт пытался убедить Элизу пойти отдохнуть, заверял, что опасность миновала и больной может побыть до утра без нее. А самой Эли нужно поспать в нормальных условиях, а не скрючившись в кресле.
Кажется, придется не только Берту убирать из спальни Кевина, но и доктора.
— Вот! — Берта распахнула дверь и, пропуская меня вперед, показала на доктора и Эли, застывших друг напротив друга в шаге от порога. По всей видимости, Роб хотел вывести Элизу силой, но та уперлась. Справиться с девушкой, связанной с вендиго и получившей от него нечеловеческую силу, доктор не мог.
Сестра стояла ко мне спиной. Гордо вскинутая голова, упрямо сжатые кулаки. Перчатки на пальцах треснули под напором растущих когтей. А взгляд Эли наверняка сейчас «радовал» доктора белым сиянием.
Я шагнула в комнату, собиралась окликнуть сестру, но тут мне на глаза попался размытый алый силуэт. Видимо, огромная кошка-ярость полностью окутала Элизу.
Я привычно попыталась вспомнить что-нибудь хорошее, хотела помочь Эли — не вышло. Мало того, ярость начала исчезать, но не потому, что Эли ее поборола, — я видела хвостатую все хуже. Теперь поняла, что было не так. С момента, когда забрала болезнь Витора, я не видела ни одной эмоции. Ни положительной, ни отрицательной.
Тревожный, холодный ветер, налетевший неизвестно откуда — окна в спальне Кевина были закрыты и плотно зашторены, — оставил на коже неприятный липкий холодок. Я инстинктивно отпрянула, где-то на периферии зрения уловила быстрое движение за спиной. Обернулась.
— Кевин, займись вторым! Габи, эфир! — Витор, держа за когтистую руку Берту, вокруг которой в воздухе кружились снежинки, нырнул в тень вместе с изменившейся женщиной, сквозь черты которой проступал зверь.
Лунная шерсть, две пары рогов, расчетливый нечеловеческий взгляд. Я была права: серый зверь, сейчас наседающий на выздоровевшего Кевина, и напавшая на карету тети тварь — разные духи. Два вендиго — слишком много для одного поместья.
Если бы мама не забыла сказать мне, кто наблюдал ее во время беременности, неприятного, сюрприза можно было бы избежать. Мама забыла, а я не вспомнила, слишком занятая мыслями о спасении мужа.
Я отвлеклась — этого хватило, чтобы Эли накинулась на меня с когтями. Если бы не скорость эфирии, рыдающая сестра располосовала бы мне грудь.
— Габи! Эфир! Она переходит в ее тело!! — Кевин старался затащить серого зверя, в которого превратился доктор, в тень. Но тот был слишком силен. Древний, умный, он изматывал мастера, видимо, так до конца и не оправившегося от ран.
Чему поспособствовал сам дух. Вот зачем было нужно нападение на Кевина — ослабить новое тело. Мастеров теней нельзя захватить? Нельзя. Если у тебя нет силы умирающей эфирии, способной взломать все, любую защиту, в том числе и врожденную.
— Габи! — недовольно прикрикнул на меня Кевин.
Я вздрогнула, перехватила руку сестры, на лице которой не осталось и тени эмоций. Шагнуть в тень и потом — в эфир. Кевина не убьют, он им нужен. А вот у нас с сестрой не так много времени — Витор не сможет долго удерживать лунную тварь.
Дернула Эли на себя, когти сестры проехались по моему плечу. Где-то глубоко в душе шевельнулось понимание, что рана не опасна. И догадка: вендиго не могла промахнуться, это Эли. Она борется, сдерживает духа. В груди болезненно сжалось сердце: бедная моя сестричка.
В тени я задержалась ненадолго: пара секунд, только убедиться, что Витор не убил вендиго, не спровоцировал переход духа в новое тело. Все в порядке, супруг не дает лунному монстру уйти тенью.
В эфире нет места живым? Да. Туда могут попасть лишь духи и души, а еще эфирии и те, кого они спасают.
Шаг через тонкую грань.
Мир неузнаваемо изменился. Та же спальня Кевина — и не та. Над свечами пляшут крохотные духи пламени. На стене проступает недовольное старческое лицо хранителя особняка, разбуженного нами. Сквозь шторы просвечивает серебро. Эфирии не могут проникнуть в дом, ищут щелку, крохотную трещину в раме, чтобы присоединиться ко мне.
А моя рука, ставшая тоньше и изящней, сжимает прозрачное запястье сестры.
Пока еще сестры.
Вокруг Эли быстро проступает звериная сущность вендиго. Тонкими нитями лунного серебра она проникает в душу Эли, подчиняет, поглощает. Инеем проступает на стенах, морозным облачком срывается с ее побелевших губ, снежинками оседает на черных волосах, резко контрастирующих с бледным лицом.
