Эти врата до сих пор украшают Софийский собор. История их появления в Новгороде стерлась временем. Известно лишь, что их изготовили в Магдебурге в 1152–1154 годах по заказу полоцкого епископа Александра для местного кафедрального собора.
Мирные переговоры, прервавшиеся в конце февраля 1616 года, возобновились лишь 31 декабря в деревне Столбово на реке Сясь, в пятидесяти километрах от ее впадения в Ладогу. На новом месте встреч настояли шведы, поскольку сюда им было удобнее подвозить припасы для послов и их свиты.
Предыдущие весну и лето противники собирали войска, готовясь отстаивать свои требования силой. В то же время продолжался заочный торг при посредничестве Джона Меррика. Все было как на рынке, когда и продавец, и покупатель одинаково упорны, только разменной монетой в данном случае служили земли, крепости и бочки с золотом.
И вот наконец послы, сопровождаемые полутысячными свитами, вновь съехались для обсуждения мирного соглашения. Русские были мрачны, поскольку шведы обошли их в том, что те называли «тщеславными церемониями», прибыв в Столбово последними. Это была неслыханная обида, поскольку соревнование обычно шло на секунды: у русских дипломатов считалось доблестью замешкаться при спешивании с коней при встрече с зарубежными представителями или первыми надеть головные уборы, когда произнесены все титулы иностранного государя. Эти маленькие победы расценивались как дополнительный способ возвышения своего самодержца.
Обеим сторонам предстояло выдержать еще одно важное протокольное испытание: одновременно войти в залу для переговоров. Но как это сделать в крестьянской избе с единственной узкой дверью, где лежал еще не оправившийся от плеврита английский посредник? Меррик нашел выход из положения, распорядившись прорубить в доме вторую дверь. Слуги распахнули двери, англичанин дал сигнал, и обе делегации вступили в помещение — каждая через собственный вход.
Тяжкая торговля началась снова, точно не было многих съездов в Дидерине. Русские хотели получить все свои земли назад сразу, ничего не оставляя в залог, а платить за это собирались сущую малость. «Поверьте душам нашим, что договорим и укрепим, то государь все по нашему закреплению сделает и закрепит, а деньги или иную казну за городы емлите, а городы государевы очистите и отдайте все», — упорно твердили посланные великого князя, призывая своих партнеров к пониманию ситуации. Конечно, и датчане оставляли в заклад шведские города, но у этих двух народов одна вера и один язык, а православные жители закладных городов начнут на себя руки накладывать.
От предложенных русскими 20 тысяч рублей за города шведы с презрением отказались, заявив, что такие деньги шведский король тратит за один вечер. Московиты на это отвечали следующим образом: «А что говорите: столько денег выдеть у короля вашего на пиру в один вечер, — как король ваш захочет, так и делает, только чаем, того несостоитца, что по дватцать тысяч на пирех выводити на всякий день: скоро так государю вашему и все свое государство пропировать». Но шведы в обиду своего монарха не дали и возражали с не меньшей язвительностью.
Диалог шел в том же духе, что и два десятка лет назад, при заключении Тявзинского мира, когда кексгольмский воевода Ларс Торстенссон срезал русских неприятным для них сравнением, заявив, что шведские господа «пребывают в своих прекрасных каменных домах и великолепных дворцах, и пьют вино и другие изысканные напитки. Руссие же воеводы сидят в своих дымных норах, наливаясь водой и квасом».
Вновь спор зашел о титулах монархов, что едва не привело к срыву переговоров. Шведы встали из-за стола и объявили, что снова будут воевать. Представители великого князя, зная о трудностях Густава Адольфа с вербовкой войска, отвечали ядовито: мол, пусть война. У нашего государя рати не наемные, всегда готовы. Впрочем, резкость и той и другой сторон была показной: на этот раз и шведы, и русские твердо решили подписать мир, каждый раз возвращаясь для продолжения споров в избу английского посредника.
Наконец 27 февраля 1617 года государственное дело пришло к благополучному концу. Послы договорились об условиях мирного договора.
Швеция и Россия торжественно обещали, что все ссоры, происшедшие между двумя государствами от Тявзинского до Столбовского мира, предаются вечному забвению. Новгород, Старая Русса, Порхов, Ладога, Гдов с уездами, а также Сумерская волость (ныне Сланцевский район Ленинградской области) возвращаются России. Ивангород, Ям, Копорье, а также Поневье и Орешек с уездом переходят в шведское владение. Северо-Западное Приладожье с городом Корела (Кексгольм) с уездом также отходят Швеции. Россия выплачивает Швеции контрибуцию в размере 20 тысяч рублей серебряной монетой.
Особенно упорные споры шли о жителях передаваемых Швеции русских территорий. Короне нужны были рабочие руки. Малонаселенная Швеция не могла заполнить переселенцами приобретенные города и деревни, несмотря на развернутую в стране вербовочную кампанию. «И свейские послы почали сердитовать: что де им в пустых городах, только людей выпустить и оставить одни стены», — сообщали в своем отчете о ходе переговоров по этому пункту русские послы.
Наконец договорились о компромиссе. Крестьян и сельских священников, без которых землепашцев на месте не удержать, великий князь навечно отдавал Швеции. Прочие люди — монахи, дворяне и вольные городские жители — могут сами выбирать, где они хотят жить. На раздумье им давались две недели, в течение этого срока шведы обязались бить в набат и дуть в трубы, чтобы никто не забыл о возможности переселения. Затем все русские становились шведами, и великий князь был обязан выдавать назад беглецов, под угрозой новой войны.
Местом заключения соглашения о границе стал специально построенный мост на пограничной реке Лавуе, впадающей в Ладогу, посреди которого 27 сентября 1617 года встретились русские и шведские уполномоченные.
Каждая делегация прибыла со своим собственным шатром и столом. В два ряда выстроились войска. Все было готово к действу, но возникло новое препятствие: за чьим столом и в чьем шатре собраться? Это был территориальный спор, и никто не хотел уступить ни пяди. Наконец сдвинули шатры вместе точно у пограничной линии. По сигналу полы шатров следовало откинуть, послы, как заводные куклы, должны были одновременно подать друг другу руки и сесть… Но куда? Шведы требовали, если уж русским так важно подписать соглашение за их собственным «государевым» столом, вдвинуть его одной половиной в шведскую палатку, оставив другую половину на их собственной территории. Русский посол князь Федор Борятинский отказывался: такое размещение означало бесчестье для великого князя.
Долго спорили, и шведы уступили: в конце концов, что значит символический временный проигрыш нескольких метров, если они получают в вечное владение огромные территории с многочисленным населением? Шведское посольство перешло из своего шатра в царский, перетащив туда лишь собственную скамью. Это была крупная победа русской дипломатии. Послы поставили подписи на пергаменте. Грянул ружейный салют. Ударили барабаны. Столбовский мир был окончательно оформлен. В том же 1617 году состоялись торжественные церемонии ратификации договора в московском Кремле и Стурчуркане (церкви Св. Николая) в Стокгольме.
