Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
Нагнетая атмосферу ужаса среди родственников тех, кто был похоронен на приходских кладбищах, владельцы «Великолепной семерки» (коммерческих некрополей) сильно повысили престиж собственных охраняемых территорий. Все похоронные компании трубили о гарантии безопасности этих «последних пристанищ»: ее должны были обеспечить высокие толстые стены и ночная охрана. В Кенсал-Грин ночной сторож был вооружен мушкетоном и особым сигнальным устройством с часовым механизмом. Сторож «отмечался» через определенные промежутки времени, а ровно в полночь производил выстрел из мушкетона, призванный сообщить горожанам, находящимся в пределах слышимости, что сторож не спит и готов прогнать прочь гробокопателей. Сигнальное устройство с гордостью продемонстрировали Чарльзу Диккенсу, когда тот пришел на кладбище с целью написать статью для своей газеты «Круглый год».
Катакомбы обеспечивали даже большую уверенность в безопасности покойников, и к тому же добавляли модного парижского шика. Так велика была их популярность, что владельцы всех кладбищ «Великолепной семерки» вложили в устройство катакомб приличные суммы денег. Даже бережливый совет директоров Эбни-парка, вначале проголосовавший против этой трудоемкой «роскоши», все же к 1840 году разрешил вырыть небольшую катакомбу. В 1832 году парламентский акт однозначно постановил, что для анатомических опытов могут быть использованы лишь невостребованные тела нищих из работных домов и больниц, что немного успокоило население, по крайней мере, высшего класса. Беднякам же этот «Анатомический акт» добавил ужаса перед работными домами и больницами. Как отметила в петиции группа заявителей из Ламбета, «Анатомический акт представил нам новый, утонченный вид убийства».
В отсутствие устойчивого спроса на катакомбы среди богатых клиентов, нескольким похоронным компаниям пришлось пожалеть о своем первоначальном энтузиазме. Западно-лондонская похоронная компания, обслуживавшая Вестминстерское кладбище, заказала архитектору Бенджамину Боду разработать дизайн трех длинных рядов катакомб, один из которых должен был проходить по западной стене, шедшей вдоль Кенсингтонского канала (ныне линия метро «Дистрикт лайн»). Затраты оказались слишком большими и Бода уволили, не полностью заплатив ему гонорар. В Хайгейте так и не смогли продать все места в катакомбах, расположенных в конце знаменитой Египетской аллеи, и впоследствии их переделали в колумбарий (то есть в хранилище урн с прахом после кремации).
А вот катакомбы в Кенсал-Грин имели ошеломительный успех. Спрос на места в катакомбах под англиканской часовней еще больше увеличился в 1843 году, после того как там несколько недель простоял гроб с телом его Королевского Высочества Августа Фредерика, герцога Сассекского, в ожидании окончания строительства склепа у центральной аллеи. Как и в Париже, оказаться рядом со знаменитостью было заветным желанием многих, поэтому похоронные компании успешно использовали этот «маркетинговый инструмент». Даже если они не могли обеспечить себе тело знаменитости (Центральное управление кладбищ, например, вело переговоры с актером Эдмундом Кином) компании с удовольствием ставили на аллеях памятники известным писателям, поэтам и историческим личностям, возможно, надеясь, что посетители не обратят внимания, что все они на самом деле похоронены в другом месте.
После довольно неуверенного начала, акции нескольких похоронных компаний начали расти и приносить акционерам стабильный доход, хотя долгосрочного бизнес-плана у владельцев не было. Ландшафтный дизайнер Джон Клавдий Лоудон в своей брошюре «О разбивке, озеленении и управлении кладбищами» (1843 г.), подверг критике модель «живописного» парка-кладбища, (такого как в Норвуде), заявив, что это не только неудачная коммерческая идея, но и весьма неустойчивая в долгосрочной перспективе. Лоудон считал, не стоит ждать, пока кладбище превратится в заброшенные руины — его следует вовремя очистить от надгробий и памятников и превратить в общественный парк на пользу и радость будущим поколениям.
В 1840 году врач и борец за права человека Джордж Альфред Уокер привлек внимание к злоупотреблениям, существовавшим на общественных кладбищах Лондона. Худшие из них он обнаружил в небольших частных склепах под нонконформистскими часовнями: там тела умерших «утрамбовывали», превращая их в однородную массу слишком отвратительными методами, чтобы описывать их здесь. Ходили слухи, что Уокер состоит на жаловании похоронных компаний, но он на самом деле он искренне полагал, что кладбища «не должны находиться в руках частных лиц и их следует национализировать». Он призывал к национализации кладбищ и установлению твердых цен на похоронные услуги, чтобы покончить с бесконечным вымогательством денег у убитых горем родственников.
Для большинства лондонских гробовщиков это занятие служило им лишь побочным приработком к основной профессии краснодеревщика или обивщика. «Заказ» часто шел по длинной цепочке посредников, каждый из которых стремился урвать себе кусок побольше. Приличные «комиссионные» получали все (включая докторов), кто вовремя сообщал гробовщику о смерти потенциального клиента. Цены были далеко не прозрачные, родственники усопших подвергались сильному давлению: у них требовали оплаты бессмысленных услуг, лишь бы все было «как у людей». Решение Уокера было простым, но эффективным: заменить эту запутанную систему чем-то вроде парижских pompes funèbres (обычных похорон): ясной, доступной каждому услугой, предоставляющей за умеренную фиксированную цену достойные похороны. Борьба с кладбищенской коррупцией или с тем, что Диккенс назвал «торговлей смертью» была бы не так эффективна, если бы не критика частных кладбищенских услуг со стороны таких граждан, как Уокер. Его усилиям способствовали энергичные расследования Эдвина Чедвика, которого мы уже встречали в первой главе.
В 1843 году Чедвик опубликовал доклад о состоянии городских захоронений, где выступал за национализацию «Великолепной семерки» и введение фиксированных цен на похороны. В своем докладе он описал внушающие жалость и сострадание усилия, на которые рабочие лондонцы готовы были пойти, чтобы обеспечить умершим родственникам «приличное» погребение. В течение нескольких дней, а то и целую неделю, разлагающиеся тела лежали в тесных и плохо проветриваемых лачугах, пока семья не наскребала достаточно монет, чтобы заплатить гробовщику.
И все деньги тратились на то, что Чедвик назвал «пародией на феодальные похороны». К сожалению, другие события — чартистское движение и агитация за отмену хлебных законов в 1846 году не позволили правительству обратить внимание на его исследования. Отсутствие у Чедвика политической смекалки и «харизмы» также не помогло его делу.
Только в конце 1840-х годов, после вспышки эпидемии холеры и последующего создания Генерального совета здравоохранения (1848 г.) правительство и общество были готовы к действию. В соответствии с Законом о столичных погребениях 1850 года Совет здравоохранения уполномочил закрыть некоторые центральные приходские кладбища и перенести погребения на новые места. Хотя Закон не предписывал полностью ликвидировать все приходские кладбища, как это сделал императорский указ, принятый в 1804 году в Париже, он стал важной вехой в переустройстве системы захоронений. В Лондоне также был создан Комитет по захоронениям столичного округа, располагавший полномочиями выкупать и расширять кладбища таких компаний, Центральное управление кладбищ, а также создавать новые кладбища. Священникам (равно англиканским и нонконформистским) была установлена такса в шесть шиллингов и два пенса, за которые они должны были совершать похоронный обряд и выдавать разрешение на погребение.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
