— Дык… — смущенный оратор отступил в толпу.
— То-то и оно, что дык, — язвительно промолвил воевода. — И почему босой шляешься? Чтоб я этого больше не видел.
Мужик, пятясь, состроил виноватое лицо и развёл руками.
— Ну, катись. А впрочем, погоди. Как там, — Кто к нам с мечом придёт, — тот чего?
— Тот от меча и погибнет, — крикнул мужик и поскорее скрылся с глаз долой, пока воеводе не взбрело в голову спросить его ещё о чём-нибудь.
— Ладно, златоусты, — воевода ещё раз окинул стоящих перед ним, одного за другим, скептическим взглядом. — До Речицы пойдёте с нами. А пока будем идти, то все мои приказы, а так же приказы начальных людей, что от меня поставлены, десятников и сотников, выполнять. Иначе — смерть.
Это — первое условие.
— Принимается, — за всех ответил Митька.
— Ещё бы не принимается, — усмехнулся Воробей. — А вот вам и первый мой приказ. Поступаете под начало Яся, он у нас всея деревещины архистратиг, пусть преподаст вам воинскую премудрость, а то, что-то мне кажется, не очень вы в ней тверды. А дальше видно будет. Ясь, прими, да насчёт еды распорядись, а то, того гляди, постолы примутся жевать.
— Нам бы товарища похоронить, — сказал Ермощенко. — Лопатой тут у вас можно разжиться или заступом каким?
— Можно. Только это вам ни к чему. — Воробей ткнул пальцем за правое плечо. — Туда несите, рядом с нашими ляжет.
На краю лесу, у подножья молодого дуба была вырыта глубокая могила, куда рядом с телами двух дружинников лёг Нечай.
— Ну, прощайте Шепель и Замыка. И ты, Нечай, прощай, — Ясь принял чашу, отпив из неё, выплеснул остатки вина к подножью свеженасыпанного могильного холма, обложенного камнями. — Встретите кого из наших, поклон передавайте. А будет случай, и слово за нас замолвите, перед кем, то вам судить.
Сидящие вокруг порубежники, а было их пятеро, насколько смог понять Саня, погибшие были из их десятка, встали и, отдав прощальный поклон, степенно зашагали прочь. Только после этого к могиле приблизились Даша и Вера с букетиками лесных цветов, и Ермощенко снова подивился, не столько даже здешним порядкам, сколько тому, что строптивые девицы находят нужным им подчиняться.
— А вам со мной, — Ясь, не оглядываясь, пошёл вперёд, туда, где уже пылали костры, вокруг которых суетились женщины. — За молодок своих не беспокойтесь, вечером свидитесь.
Но не успели сделать и двух шагов, как кто-то взял Митьку за руку, чуть повыше локтя. — Паренёк, а паренёк.
Светловолосый воин, лет тридцати, примерно одного с Митькой роста и телосложения, с круглым лицом, обрамленным пушистой бородой, смотрел ласковым взором голубых глаз и приветно улыбался в усы.
— Чего тебе, дядя?
— А того, что давай меняться.
— Не хочу, — Митька мотнул плечом, стараясь высвободить руку, но светловолосый держал крепко, а ласковый голос его приобрёл, словно стальная стружка упала в чашку с мёдом, угрожающий оттенок. — Это как же, не хочу? Так нельзя. Я дело говорю. Меч на меч. Махнём, не глядя?
Привлечённые громким разговором, люди слонявшиеся без дела, а таких было немало, в миг собрались вокруг спорящих, а Иван, ушедший вперёд, вернулся и встал за митькиной спиной. Он уже было раскрыл рот, что бы сообщить, что спорить не о чем, что у Митьки в ножнах вместо меча только обломок от него, в ладонь длиной, но во время передумал. Было у светловолосого с Митькой какое-то сходство, и можно было надеяться, что они, как одного поля ягоды, сумеют покончить миром, тут постороннее вмешательство способно только навредить.
Митьке, который уже сообразил, что виной всему богато украшенные ножны и рукоять меча, начинать службу в воробьёвом воинстве с ссоры было очень не с руки и он тянул время, выгадывая как бы так половчей извернуться, чтоб и врага не нажить и в грязь лицом не ударить. Очевидно, светловолосый это чувствовал, потому что с каждой секундой становился настойчивей. Это же чувствовали и собравшиеся вокруг зрители, при чём понять, на чьей стороне их симпатии было сложно. Они вроде и подбадривали светловолосого, тут, кстати, выяснилось, что зовут его Ратша, но в этом подбадривании просматривалась немалая доля иронии. И было похоже, что проигрыш Ратши никого бы особо не огорчил.
Придя к этому выводу, Митька дождался подходящего, по его мнению, момента, когда настырный Ратша уже начал наскакивать на него широкой грудью, и сказал. — Ладно, уговорил. По рукам.
Для противника, настроившегося на долгую кампанию по деморализации митькиной личности, это согласие стало полной неожиданностью, и он, прервавшись на полуслове, молча отстегнул свой меч и протянул его Митьке.
— Иваныч, смотри, как оно тебе? — обернувшись, спросил Митька, вытягивая из обтрепанных ножен видавший виды меч. Натуральный кузнец протянул длинную руку и задумчиво пощёлкал ногтем по клинку. Постоял, вслушиваясь в тихий звон, а затем вынес свой вердикт. — Нормально. С пивом пойдёт.
— Э, паренёк, — напомнил о себе Ратша, — А ты, что же?
— Пардон, — Митька расстегнул ремни перевязи и отдал ему свой меч. — Держи, братишка, на долгую память.
Ратша алчно схватил оружие, полюбовался на большой голубой камень грубой огранки, украшавший рукоять, и, потянув меч из ножен, уставился на обломок клинка, потеряв дар речи.
Зрители, потрясённые не меньше, ни единым звуком не выдавая своих чувств, затаив дыхание, следили за развитием драмы.
— Это что? — наконец спросил Ратша.
— А то не видишь?
— То-то и оно, что вижу, — ответил воин, покраснев самым жестоким образом, так что казалось, что или слёзы вдруг брызнут из его широко открытых глаз, или грянется он оземь с разорвавшимся сердцем.
— Так что ж теперь? Иль не рад?
— Да как же не рад? — не выдержал кто-то в толпе зрителей. — Того и гляди, помрёт от счастья.
Общий смех был наградой шутнику. Краснота, покрывавшая круглое лицо Ратши, уже приняла какой-то траурный оттенок.
— Э, парень, хватит, — Ясь, встав между ними, похлопал Митьку по плечу, подталкивая, между тем, в сторону. — И тебе хватит, — сказал он, повернувшись к Ратше. — Хотел сыграть? Вот и сыграл. Так что ж тебе?
— Так-то оно так, — естественный румянец мало-помалу возвращался к Ратше.
— Так, так, и не сомневайся. Знаешь, как лиса в курятнике от той злости померла, что куры залаяли? Не уподобляйся, — Ясь поднял руку и погрозил пальцем.
Ратша озадаченно посмотрел сначала на палец, пытаясь проникнуть в таинственный смысл сказанного, затем на обломок меча в своей руке, плюнул, и, сунув обломок в ножны, удалился с гордым и независимым видом
Глава девятнадцатая
— Поосторожней с огнём бы, — сотник Байда, со скуластым лицом, туго обтянутым смуглой, словно подкопчённой, кожей, присел рядом с воеводой. — День ясный. Дым далеко видать.
