Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
К счастью, вскоре после его запоя в Киеве началась очередная буча. Одним из первых он оказался на Майдане, примкнул к Правому сектору, жег покрышки и шел на пули. Как не погиб тогда – непонятно.
Когда свергли Януковича, первым делом постарался найти прокурора. Не успел – свалил он, то ли в Россию, то ли в Австрию, и жену его бывшую с детьми прихватил. Злость Петя вымещал на всяких мелких украинских чиновниках – врывался со своей бандой в их богатые дома и кабинеты, ставил на колени, унижал всячески и избивал. В отличие от товарищей по банде, мнения, что во всем москали виноваты, он не разделял. Сам Петя был частично русским и догадывался, что дерьма хватает везде. Патриотическую лабуду о том, что вот, мол, сами по себе хохлы – великие, добрые, работящие, но вечно угнетаемые своим хамоватым старшим северным братом, терпел с трудом. Не северные братья испоганили Пете жизнь, а свой, близкий и родной брат-хохол. Это Петя помнил отлично и даже не боялся высказывать крамольную мысль вслух. Его терпели, руки-то золотые! У нового революционного руководства тоже были тачки…
Стеной стоял Петя против прогрессивной национальной идеологии до тех пор, пока Россия не оттяпала Крым и не вознамерилась оттяпать восточную Украину. Тут он сдался. «Не брат ты мне, тварь москальская», – сказал Петя себе, переиначив фразу из культового фильма «Брат-2», и обрел новый смысл.
После свержения ненавистной власти ходить по кабинетам лично перед ним ни в чем не виноватых мелких чинуш и ставить их на колени быстро надоело. А тут такой случай: настоящая война за правое, как он считал, дело. И Петя отправился на войну. Полученный в детстве первый взрослый разряд по биатлону определил его в снайперы. Тяжело поначалу было видеть людей, которых убиваешь. Но он привык: на месте каждого представлял ненавистного прокурора. Позже нервы укрепили множество трупов товарищей и покалеченное, растерзанное мирное население.
– Вы же фашисты, – уговаривал меня он в конце своей речи. – Вы на нашу землю пришли и окропили ее красненьким. Вас никто не звал! Плохо ли, хорошо, но тут жили люди. А теперь они не живут, мертвые они, по вашей милости. Ну, расскажи мне, расскажи, зачем пришел? Может быть, я пойму напоследок. Расскажи, мы ведь договаривались…
* * *
Я слушал его и не понимал, что со мной происходит. Мне захотелось вдруг, чтобы рухнул наконец державшийся на честном слове разбомбленный дом и придавил нас, похоронил окончательно. Потому что дебилы мы с ним, и не нужно нам жить. Мы не только по глупости свои жизни погубили, мы других убивали по страшной, непредставимой глупости. Мы такие с ним тупые, что срочно нам надо исчезнуть, уйти в глубь земли и не оскорблять своим присутствием белый свет. А еще мы с ним братья: он мой брат-близнец, а я – его. И только по страшному, нелепому стечению обстоятельств оказались мы с ним в этом склепе. Хорошие, добрые, богобоязненные дебилы, позволившие играть собою могучим дьявольским силам, ставшие на их сторону, обманутые и наивные убийцы. «Незнание законов не освобождает от ответственности». В любом уголовном кодексе это первые строчки. Как жить-то теперь с этой ответственностью?
Я долго ему не отвечал, а потом собрался с духом и ответил. Рассказал свою, такую похожую на его, историю. Он молча сначала слушал, но на середине рассказа стонать начал, а после всхлипывать, а потом завыл. Эмоциональный, южный брат все-таки. Под теплым солнышком они все эмоциональные. Я не плакал, у северных братьев слезы давно замерзли. Я искусал свои губы до крови, изодрал руки, но не плакал, слушал его вой, впускал его в сердце, запоминал, чтобы теперь с ним жить до конца своих дней. Он и сейчас со мной – его вой, он моим стал… Не слышишь? А я слышу… даже здесь…
Пожалел нас все-таки обоих господь, смилостивился. Я поклялся Пете, что не убью его, а он поклялся мне, что никого больше не убьет, уедет в Киев и будет, как сможет, отстраивать жизнь заново.
Нас откопали через три часа. Мы вышли из склепа, обнимая и поддерживая друг друга. Мои товарищи очень удивились. Я велел принести водки и выслушать нас. И стал говорить…
Договорить мне не дали – связали и отправили вместе с пойманным снайпером в штаб отряда. Я понимаю мужиков и прощаю. Они ни в чем не виноваты. Просто им не повезло – не встретили они еще своего брата.
Штаб находился в состоянии, близком к панике: хохлы перли со всех сторон. Никому до нас не было дела. Привезли, оставили во дворе бывшего отделения милиции, где располагался штаб, и даже охрану не выставили. У моего нового брата возникла мысль сделать ноги, но я его отговорил. С начальником нашего отряда у меня были хорошие отношения, да и сам он казался вполне приличным мужиком. И благодарным мне. Ведь это из-за меня его командиром назначили, я отказался, и только поэтому…
Где-то через час командир в сопровождении свиты подошел к нам.
– Ну что, Витя, – кривя раздраженно лицо, сказал он. – Что ты делаешь? Знаешь же, какая ситуация, а подкидываешь мне работки.
– Он должен жить! – торопясь и экономя его время, начал я. – Он такой же, как мы с тобой, он…
– Знаешь чего… – перебил меня командир, – был бы кто другой на твоем месте – расстрелял бы обоих, и дело с концом. Но тебе я дам шанс. Значит, так, расклад простой: берешь автомат и приводишь приговор в исполнение. Если нет – становись с ним рядом к стенке.
– Но…
– Никаких «но», бери автомат, а я около тебя с пистолетом постою, прослежу, чтобы глупостей не наделал.
Нас развязали. Слева командир, протягивающий «калашников», справа стенка. Вот такой нехитрый выбор. Я выбрал стенку. С детства меня Славик учил: не можешь жить как человек – умри, но умри человеком. Не было у меня выбора, всё в моей жизни оказалось обманкой и ложью. Семью потерял, веру почти потерял, честь только оставалась. За нее можно и умереть, больше не за что. «Если тебе не за что умереть, значит, тебе незачем жить», – вспомнил я чьи-то умные слова и пошел к стенке. И тут… Петя меня ударил. Кулаком в челюсть. Больно. Его скрутили сразу, он не сопротивлялся, только орал громко, визжал почти:
– Охренел, дурак?! Дебил, всю жизнь дебилом прожил и сдохнешь, как дебил! Мне все равно крышка, хватит из себя изображать тупого героя. Ты жить должен, ты все исправить должен! Ты за нас двоих жить должен. Ты мне теперь должен, сука…
Ему заткнули рот, врезали в солнечное сплетение, чтобы дыхания не хватило визжать, и потащили к стенке. А командир протянул мне автомат. Я взял. Повертел его в руках, как бы не понимая, что это такое, понял, снял с предохранителя и навел на Петю. Он успокоился уже к тому времени. Стоял смирно у стенки и шептал:
– Так, так, так, так… Вот так, так, так, так… Правильно… так, так…
Тихо стало во дворе штаба. Ни звука, ни шороха, ни лязга. Гулкая, истеричная, как взведенный курок, тишина. Замерли все, дышать, казалось, перестали. И только шепот хохляцкого снайпера очередью трассирующих пуль по двору:
– Так, так, так, так… Вот так, так, так, так…
Я не мог просто… я просто не мог… в брата своего, единокровного…
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
