Когда девушка проходила мимо большой купальни на первом этаже, дверь неожиданно распахнулась, обдав ее горячим паром. На пороге стоял… Ягорай рю Воронн собственной персоной, в одном полотенце на бедрах.
– Ох! – одновременно сказали оба. Вита – испуганно, Яго – изумленно. И продолжили тоже одновременно:
– Прости, я не хотела…
– Извини, я не собирался…
И замолчали, понимая, что так разговаривать невозможно. Краснея, девушка потянулась взглядом к широким плечам Ягорая… Попыталась отвести глаза, но они, проявляя самоуправство, уже рассматривали рельефную грудь, курчавые волоски, вишневые плоские соски, поджарый живот и дорожку темных волос на нем, убегающую под полотенце. Рю Воронн резко развернулся, намереваясь скрыться в купальне, и Вителья увидела на его спине безобразную полосу давно зажившего шрама. Невольно шагнула следом, прикоснулась к нему пальцами…
Яго застыл как громом пораженный.
– Что это? – тихо спросила девушка.
Мышцы под ее рукой тут же напряглись, будто зимний холод коснулся и их, заморозив, как речные берега.
– Отец однажды протянул раскаленной кочергой… – равнодушно ответил черноволосый, и в равнодушии боли было больше, чем везде на земле.
Полоснуло по сердцу – за него, когда-то маленького, одинокого, беззащитного в собственной семье. Приподнявшись на цыпочки, Вита коснулась губами красной полосы, прижалась к ней щекой. Спустя мгновение шрам будто растворился в ее ощущениях от тепла сильного мужского тела, гладкой кожи, пахнущей чистотой.
– Вита… – хрипло сказал Ягорай. – Знаешь, я хочу тебе сказать…
Девушка улыбнулась улыбкой всех женщин – лукавой и мудрой. Не было никаких преград между ней и ним, кроме выдуманных ими самими!
Тепло его кожи под ее щекой оказалось ключом, отпирающим сердца.
– Говори… – прошептала она.
– Мне приснился сон… Я вернулся, и ты стала моей… Навсегда!
– И в окно заглядывала наглая луна… – тихо дополнила волшебница.
Яго развернулся – неторопливо, чтобы не спугнуть. Его широкая ладонь легла на затылок Виты, под тяжелую копну волос, заставив ее запрокинуть голову.
– И нам было хорошо… – улыбнулся он.
Нежная, чуть растерянная улыбка так не вязалась с его резкими, будто выточенными из камня красивыми чертами смуглого лица, с жесткой складкой у губ.
– И мало! – добавила Вителья и смущенно спрятала лицо у него на груди.
– Девочка моя! – засмеялся Яго, подхватывая ее на руки и возвращаясь в купальню. – Солнышко мое с рысьими глазами!
Он опустился на широкую скамью, рядом с которой валялась кучка одежды, донельзя изгвазданной то ли в земле, то ли в глине, посадил девушку на колени и начал целовать: бережно, будто она была из снега и могла растаять, и быстро, словно она собиралась передумать, а затем и жадно, едва сдерживаясь.
Прикрыв веки, Вителья вспоминала тот сон. Как, оставшись без одежды, она не поддалась стыду, как отвечала на голодные поцелуи Яго, не стесняясь собственных чувств. Видение, навеянное полной луной, прогнало страх перед тем, что могло случиться в реальности. На поцелуи хотелось отвечать со всей пока не расправившей крылья страстью, на которую Вита сейчас была способна. Его руки становились требовательнее, проникали все дальше под ее одежду, вызывая негу. Он же был перед волшебницей весь как на ладони… Полотенце давно сбилось, обнажив чресла, и девушке становилось неудобно сидеть у него на коленях. Неудобно и как-то волнительно.
Когда оба поняли, что поцелуями не обойдутся, Яго, крепко взяв Виту за плечи, чуть встряхнул ее, изгоняя из глаз сладострастную муть, и спросил, не выбирая слов:
– Ты уверена, что хочешь меня, Вита?
Та тряхнула головой, обрушив каскад волос ему на плечо. Взяла его лицо в ладони. Зашептала по-крейски, диковато блестя глазами в темноте:
– Ты нужен мне, Ягорай, здесь… – она коснулась пальцами своих губ, – здесь… – ладонь легла на сердце, – и здесь! – рука скользнула ниже.
И он повторил ее движение своей ладонью: запечатал губы на мгновение, огладил нежное полушарие груди, жарко зажал лоно… Вителья не сдержала стона. Вцепилась в его плечи, потянула к себе, как тогда, во сне. В мгновение ока Яго избавил ее от одежды, усадил на край скамьи, мягко заставив развести колени, и сам оказался между ними.
– Не бойся ничего! – прошептал он и шевельнул бедрами, проникая в нее.
Девушка замерла… Ждала невольной боли, а ощутила наполнение. Чувство полноты бытия, будто до этого волшебница была лишь частью чего-то неназываемого и древнего, а сейчас стала целой, обретя… Что?
– Вита? – спросил Яго, почувствовав заминку и, тяжело дыша, уткнулся лицом в ее волосы.
– Все хорошо, – прошептала она и потянула его ближе, – просто… Я так давно ждала этого!
– Ох! – задохнулся Ягорай от нехитрого признания и стал покрывать девушку поцелуями, начиная бережное движение, хотя внутренний огонь желания подталкивал совсем к другому.
Волшебница откинулась назад, оперлась на руки. И скоро уже тихонько стонала от его ласк, боясь спугнуть рассветную тишину дома на реке, и улыбалась утру, словно оно было для нее утром новой жизни…
* * *
После Ягорай отнес Виту в купальню и вымыл, как ребенка. Чувство щемящей нежности при виде ее маленьких ступней и ладоней, небольших тугих грудей, украшенных сосками, похожими на вишенки на торте, было ему внове, и он поймал себя на том, что наслаждается им… В теплой воде девушка, измученная страстью, охватывавшей раз за разом обоих, уснула. Яго вытащил ее, укутал в полотенце и, как был, отнес в спальню, не заботясь о том, что их может увидеть кто-нибудь из домочадцев. Ему казалось, он и Вита остались единственными людьми во всем мире, а в душе поселился тихий покой от того, что все верно.
Правильную картину бытия портила лишь одна горчинка – необходимость рассказать правду о той, действительно первой, ночи.
Уложив волшебницу головой на свое плечо, вдыхая ее сонное тепло и нежный аромат, Ягорай смотрел в потолок, слушал, как покрякивают снизу, с реки, неугомонные утки, и… боялся. Не сказать правды. Сказать – и, обретя, потерять любимую. Пожалуй, впервые в жизни он безмолвно просил помощи у Пресветлой.
Дом потихоньку просыпался. Из кухни потянуло горячим печевом – не иначе матушка Ируна, обнаружив возвращение хозяина дома, затеяла его любимые крендельки. Со двора раздалось конское ржание – Тито повел хозяйскую лошадь на водопой. В центре комнаты Яго из пустоты вытекло бесформенное пятно, жадно зевнуло розовой клыкастой пастью и сформировалось в Кипиша. Божок сел на ковер, чинно сложив ножки и ручки.
– Спит? – заботливо спросил он, пытаясь со своего места заглянуть девушке в лицо.
– Спит, – тихо ответил Яго. Ревниво притянул Виту ближе, словно божок мог попытаться отобрать ее у него.