Старик, прикрыв глаза, улыбнулся.
— Чертовски хорошо. Правда?
— Чего ж хорошего? Эти едят-пьют, а мы тут торчим, дурака этого караулим! — заметил недовольно Олежек.
— Ты неисправим, юноша, — тихо засмеялся Старик. — Оглянись вокруг, вдохни этот воздух и почувствуй редкость момента. Ибо, как сказал Цицерон, все прекрасное редко. Ах, бедное, бедное вы племя! Вы с такой недоверчивостью относитесь к вещам отвлеченным, что жизнь ваша напоминает серый, унылый холст, который вы упорно стараетесь украсить быстросходящими адреналиновыми красками. И когда адреналин исчезает, холст снова становится серым. Помни, друг мой, радость душе иногда приносят самые простые и незамысловатые явления. Будь то этот прекрасный осенний день, наполненный замечательной музыкой, или тонкие струйки воды, стекающие по оконному стеклу, или первый утренний луч солнца, только пробившийся из-за кромки горизонта. В буйстве чувств, как в наркотике, сначала много удовольствия, но потом ты превращаешься в раба, ищущего все новых острых впечатлений, и не можешь остановиться, пока судьба сама не остановит тебя простым щелчком пальцев. Раз! И все. Оглянешься назад — и не увидишь ничего, что согрело бы душу теплом от сознания познанной когда-то красоты.
— Ну, красоты мне и в бабах хватает, — буркнул мрачный Олежек, ненавидевший такие лекции.
Богдан Сергеевич с огромным сожалением взглянул на него.
— Боюсь, ни возраст, ни опыт не помогут тебе понять столь очевидных вещей. Так и останешься комком первобытных инстинктов.
— Главное — не помереть раньше времени, а остальное мне пофигу, — ухмыльнулся Олежек.
Их беседа была прервана сигналом сотового телефона из кармана Старика. Старик вытащил трубку, взглянул на экранчик, на котором появился номер звонившего, и раздраженно поморщился. После этого отошел от Олега в сторону и ответил:
— Слушаю.
— Я от Владимира Ивановича, — пробасил незнакомый голос.
— Да, я так и понял.
— Буду краток, Богдан Сергеевич. Нам известно, что вы немножко потеряли контроль над ситуацией.
— Не могу согласиться с этим…
— Не перебивайте, — оборвал его собеседник. — Так вот, в связи со сложившейся ситуацией в город прибыл наш человек. Хороший, опытный человек, который поможет вам решить проблему.
— Я же настоятельно просил не доводить до крайностей! — сдавленно прокаркал в трубку Старик. — Просил! Мы сами со всем справимся.
— Владимир Иванович не очень в это верит. Слишком много проколов с этим вашим протеже.
— Где ваш человек? — с неприязнью спросил Старик.
— Вас это не должно заботить. Скажу только, что этот человек уже осмотрелся на местности и выбрал удобную позицию.
— Позицию?
— Да. С которой прекрасно виден дом вашего гостеприимного хозяина. Мне поручено передать вам, что если вы сами изыщете возможность найти и остановить носителя проблемы — прекрасно. Если нет, этим займется наш человек. Он в курсе всего. Несколько минут назад он позвонил мне и сказал, что у вас прекрасный сиреневый галстук и он очень вам идет. Он даже вполне ясно различает рисунок на нем.
Старик тревожно вскинул голову и, нервно поправив галстук, всмотрелся в крыши высившихся вдали домов.
— Я так не работаю. И вы это знаете!
— А мы работаем. И вы тоже об этом знали. Так что не будем зря сотрясать воздух.
— Черт возьми, но не здесь, не сейчас! Здесь полно иностранных дипломатов!
— Что ж, им будет на что сегодня посмотреть, — хохотнул собеседник и отключился.
Старик судорожно выдохнул и подошел к Олежеку.
— Ну, чего там? — полюбопытствовал тот.
— От наших московских друзей. Они надумали перерубить гордиев узел одним махом.
— Чего перерубить?
— Не важно! Господи, неужели можно быть таким тупым!
— Да чего стряслось-то?
— То, чего я боялся, вот что! — прошипел Старик. — Я же просил их не вмешиваться! Просил! Мне все это крайне не по душе.
В этот момент Олежек что-то услышал в своем маленьком наушнике, и улыбка сошла с его лица.
— Да. Да. Понял. Нет, не трогайте никого, — проговорил он в микрофон.
— Что там такое? — спросил у него Старик.
— В микроавтобусе артисты прикатили, — объяснил Олежек.
— Целый микроавтобус? — ужаснулся Старик, спеша по дорожке к дому. — Этому чертовому Остерману что, одного-двух не хватило? Проклятый дурак, вообразивший себя широкой русской душой! Небось, еще и медведей с цыганами нанял! Совершенно невозможно работать в такой обстановке!
— Может, пару человек от дальнего забора отзовем?
— Никого не отзывать! Только пусть кто-нибудь все время держится рядом с Остерманом. Пусть глаз с него не спускает.
Быстро пройдя мимо игроков в крокет, они приблизились к Остерману, отдававшему распоряжения нанятой прислуге на широкой открытой веранде позади дома. Все вместе они безуспешно пытались разжечь огонь в большом самоваре.
— Какой из ваших умников, Богдан Сергеевич, привез сырые шишки? — засмеялся Остерман, увидев Старика. — Я хотел показать этим джентльменам настоящий русский самовар в действии, а тут просто жуть какая-то выходит! Нам всем уже глаза дымом выело. У нас, конечно, есть дрова для камина, но самовар по правилам надо разжигать только шишками. Вот, видите? Один дым — и никакого огня! А еще говорят, дыма без огня не бывает.
— Да, да, ужасная неприятность, — несколько поспешно согласился Старик. — Я накажу этих олухов.
— Что там с нашими журналистами? — неожиданно заговорщицки подмигнул ему Остерман. — Поймали хоть одного?
— Пока все спокойно. Принятые меры дают о себе знать, — вымученно улыбнулся Старик. — А теперь, прошу прощения…
Он не успел договорить. На лужайку в окружении восхищенной детворы выбежала целая толпа ряженых и скоморохов. Они все свистели в дудки, плясали, кричали и смеялись. Одним словом, изображали бригаду сумасшедших на выезде. Их крики даже заглушили Пятую серенаду Гайдна, исполняемую скрипачами.
— Я уверен, он о чем-то догадывается и пригласил эту банду переодетых студентиков назло мне, — сквозь зубы процедил Старик.
— Не переживайте, Богдан Сергеевич, если Тимофей среди них, мы его найдем, — так же тихо ответил Олежек.
— Боюсь, теперь наши действия не будут иметь никакого значения, — вздохнул Старик и оглянулся на веселящуюся толпу. — Надо же! Все как один рожи разукрасили, поганцы!
— Да уж, таких чудиков поискать.
Вся публика пришла в движение, уследить за которым больше не представлялось возможным. Игроки в крокет бросили свои молотки и мячи. Просто прохаживавшиеся по дорожкам с бокалами в руках тоже подошли посмотреть, с чего такой переполох.