– Елизавета! – беззвучно выдохнул я.
– Да, она. Дочь королевы-ведьмы. Елизавета была опасна. Еретики считали ее своим знаменем; ее необходимо было устранить. Император отправил сюда Ренара с двумя поручениями: провести переговоры о браке и сделать так, чтобы Елизавета до него не дожила. – Она вновь умолкла, и лицо ее приняло задумчивое выражение. – Как я уже сказала, им обоим недостает гибкости. Мой господин, в свою очередь, сознает необходимость идти на уступки. И не видит причин избавляться от того, что в будущем может ему пригодиться.
– Так он…
Меня пробрал озноб. Сибилла говорила таким тоном, словно рассуждала о самых заурядных вещах. Впрочем, может, так оно и было. Может, там, откуда она явилась, беседы о том, надо ли уничтожать принцессу крови, являются частью повседневной жизни.
Сибилла запрокинула голову и разразилась чувственным грудным смехом.
– Как можно не видеть того, что происходит прямо под носом? Карл смотрит на мир глазами преждевременно постаревшего человека, но Филипп Испанский не таков. Он пока еще молод и полон сил. Он готов пожертвовать собой ради того, чтоб загладить отцовскую вину, – но только если сам извлечет из этого выгоду.
– Ты… ты служишь Филиппу? – в ужасе проговорил я. – Он и есть твой хозяин?
– Он нанял меня своим особым агентом. Мы знакомы много лет; я выросла при дворе его матери. Знал он также, что я шпионила для Ренара, и обещал мне свободу – титулованного мужа и собственный дом, приданое для моей сестры, пристанище для матери. Все, что мне нужно было сделать, – использовать ненависть Ренара, чтобы уничтожить Кортни, претендента на руку Марии, а также всякого другого, кто будет выступать против ее брака с Габсбургом. Филипп, однако, потребовал, чтобы его причастность к этому делу осталась тайной. Вся вина за пролитую кровь должна быть возложена на Марию.
– Боже милостивый! – прошептал я. – Зачем?..
И вдруг последняя часть головоломки встала на место, с тошнотворной ясностью обнажив цельную картину.
– Так, значит, все дело в Елизавете! Филиппу нужна Елизавета!
– Тебя это удивляет? – усмехнулась Сибилла. – Принц Филипп современный человек; прошлое ему безразлично. Его отец устал править. Когда Карл отречется от трона, Филипп унаследует половину его империи. Он готов делить унылое ложе со старшей сестрой, но только если будет уверен, что в надлежащий срок ему достанется младшая. Вначале, однако, Елизавету следует усмирить; все те, кто поддерживает ее еретические наклонности, должны умереть. И как только Мария, не сумев выносить ребенка, испустит дух – а такой исход неизбежен, – Елизавета будет принадлежать Филиппу. С ней он зачнет наследников, которые в свое время заставят содрогнуться всю Европу, – династия Тюдоров-Габсбургов будет править миром!
Меня замутило.
– Ты совсем спятила, и твой принц – тоже. Сама идея чудовищна. Елизавета никогда не покорится Филиппу!
– О, – отозвалась Сибилла, вздернув подбородок, – непременно покорится, если захочет жить. Письмо к Дадли неоспоримо доказывает, что ей было известно о заговоре.
В голосе ее зазвучали зловещие нотки:
– Игра окончена. Даже ты не сможешь ее спасти.
Я метнулся вперед, хлестнув шпагой над столом. И испытал подлинное наслаждение, когда Сибилла резко втянула воздух и с опаской попятилась, не сводя глаз с моего клинка.
– Отдай мне письмо Елизаветы. Отдай!
На лице Сибиллы не дрогнул ни единый мускул.
– Почему ты так упорствуешь, сражаясь за дело, которое уже проиграно? – удивилась она. – Теперь письмо принадлежит Филиппу. Он владеет собственноручным признанием Елизаветы в государственной измене. Когда Уайетт и его сторонники подступят к Лондону, королева прикажет взять ее под арест. Ренар позаботится о том, чтобы Елизавету обвинили во всех смертных грехах и заточили в Тауэр. Единственным, кто сможет ее спасти, окажется будущий супруг королевы, которого Мария так страстно желает заполучить, что исполнит все его просьбы, в том числе и просьбу пощадить ее вероломную сестру. Филипп станет спасителем Елизаветы и, когда придет время, заполучит ее самое.
– Ни за что, я успею ее предупредить!
С этими словами я взмахнул шпагой – Сибилла прижалась к стене. Она не сводила с меня глаз, и на лице ее я наконец разглядел то, что так страстно желал увидеть.
Страх.
Меня передернуло. Я презирал Сибиллу всем своим существом, но память о желании, которое она во мне пробудила, никуда не делась и жгла меня раскаленным клеймом. Она – женщина. Никогда еще мне не случалось убить женщину. Я понимал, что Сибилла должна умереть, иначе мне не спасти Елизавету. Письмо наверняка где-то спрятано и дожидается лишь прибытия Филиппа; Сибилла ни за что на свете не доверила бы свою добычу кому-то другому. Может статься так, что я его никогда не найду, но если она умрет, письмо не достанется никому. Я сумею выиграть для Елизаветы хоть немного времени, прежде чем…
Я мешкал слишком долго. Метнувшись вбок, Сибилла выхватила из рукава нож и полоснула меня по руке. Жгучая боль и брызнувшая из раны кровь на мгновение выбили меня из колеи. Я уклонился в сторону, сбросил плащ, готовясь отразить следующий удар.
Вместо этого Сибилла кинулась к двери.
Я стремительно развернулся. В тот самый миг, когда я, занеся шпагу над головой, рванулся к Сибилле, на сей раз готовый изрезать ее на куски, она пинком опрокинула боковой столик, на котором стоял фонарь. Фонарь упал прямиком на груду хлама под окном и разбился вдребезги. В мгновение ока сухой камыш и тряпье вспыхнули невероятно жарким пламенем, столь жарким, что я отшатнулся, вскинув руки. Сибилла пропитала груду мусора ламповым маслом – вот откуда взялся тот странный запах!
– Нет! – возопил я.
Сибилла выскочила из комнаты и захлопнула за собой дверь. Я рванулся следом, но успел только услышать, как повернулся ключ в замке. Я с силой дернул засов, закричал во все горло, потом принялся молотить по двери рукоятью шпаги, не замечая, что из раненой руки хлещет кровь.
Затем я медленно повернулся лицом к комнате, и сердце мое сжалось. Огонь разрастался, лизал стену, с жадностью голодного хищника пожирая сухой мусор и масло.
Глаза начали слезиться. Изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, я отошел как можно дальше от огня и окинул взглядом помещение. Другого пути наружу не было – кроме окна, под которым бесновалось пламя. Сибилла все продумала; она заманила меня сюда, чтобы именно таким образом устроить мой конец.
Я умру.
Дым густел, поднимаясь клубами к низкому потолку, словно черная туча, предвещающая бурю. Скоро он наполнит всю комнату, и я задохнусь. Я потеряю сознание; к тому времени, когда огонь доберется до меня, я уже ничего не почувствую. Когда все будет кончено и особняк превратится в дымящиеся руины, от меня останутся обугленные кости.
Мне захотелось выть. В отчаянии я осмотрелся, и взгляд мой упал на кувшин и нетронутый кубок с элем. Я резко натянул на голову капюшон, сунул шпагу в ножны и выдернул из-за пояса перчатки. Схватив кубок, я вылил весь эль на свои дрожащие руки в перчатках, затем смочил капюшон и отбросил прочь пустой кувшин. Этого было мало; впрочем, и десяти кувшинов было бы недостаточно, но когда я решительно повернулся к огню, то понял, что выбора у меня нет. Нестерпимый жар проникал сквозь одежду, словно пламя уже лизало мою беззащитную плоть…
