Вместо этого она глубоко вздохнула и принялась теребить пальцами мягкий зеленый бархат новой накидки, которую она купила у местной швеи почти даром, отдав ей за нее перстень цыгана.
— Я понимаю, что кажусь вам чужой. И я знаю, что мой отец был… изгнан…
— Нет! — воскликнул лорд Гийом и отвернулся. — Он не был изгнан. Он был моим братом… да упокоит Господь его душу. — Он прижал палец ко лбу, несомненно, переживая прошлую боль заново. — Наш отец был слишком упрям, чтобы попросить у Окассина прощения, и я видел, как он страдал из-за этого. Я видел, как быстро состарилась наша мать, лишенная любви своего второго сына. Но он всегда был моим братом по крови и в моем сердце. Когда он написал, что умирает… — Он подавил готовое вырваться рыдание.
Лине почувствовала, как у нее перехватило дыхание. В глазах щипало от непролитых слез.
Лорд Гийом пришел в себя и откашлялся.
— Окассин написал, что у него есть ребенок от его… брака — дочь. Он сказал, что, если с ней что-нибудь случится, если ей когда-либо потребуется помощь де Монфоров, ее можно будет узнать по медальону на шее.
Слезы застилали Лине глаза.
Лорд Гийом внимательно рассматривал ее.
— Ваши глаза так похожи на его, — прошептал он. Затем он вздохнул. — Но без медальона…
Лине шмыгнула носом. Она поняла. Без медальона она была ничем не лучше простолюдинки, выдающей себя за леди. Как она была глупа, если надеялась, что найдет здесь спасение. Она сделала быстрый книксен, а потом резко развернулась и поспешила прочь, чтобы не дать волю чувствам на глазах у этого человека.
— Подождите! — окликнул он.
Она остановилась, но не нашла в себе мужества повернуться к нему.
— В моей голове достаточно сомнений и стыда, разъедающего мне душу, чтобы по крайней мере предложить вам обычное гостеприимство, — произнес он усталым голосом. — Пока не будет доказано обратное, я приветствую вас как члена семьи. — Он дважды хлопнул в ладоши, подзывая служанку из-за ширмы. — Маргарита, проводите леди Лине в розовую спальню и помогите ей устроиться.
Лине, горло у которой пересохло от волнения, обернулась и отвесила ему благодарный поклон. Потом она последовала за служанкой через зал и вверх по лестнице в свои новые покои.
Спальня оказалась роскошной. Над огромной кроватью простерся балдахин розового бархата, привязанный к столбикам толстым шелковым шнуром. Свежеоштукатуренные стены были разрисованы розами всех мыслимых оттенков розового — оранжево-розового, светло-вишневого, кораллового, розовато-лилового. Свечи формы переплетенных роз в изобилии украшали каждый предмет изысканной мебели — стол, шкаф и бюро. Высокое окно, в которое была вставлена рама с цветным стеклом в форме розы, обрамляла пара толстых гобеленов, изображавших лордов и леди на лоне природы. Даже тростник, лежавший на полу, был обильно усыпан лепестками роз, отчего спальня благоухала подобно саду.
Раньше Лине уже приходилось видеть богатство, но еще никогда она не лицезрела столь роскошной комнаты. Служанка открыла ставни. Проникший в комнату солнечный свет был так ярок, что Лине стало больно смотреть на раскрашенные стены. Она подумала, что и в раю, наверное, все-таки поскромнее.
Как только служанка вышла, Лине рухнула на меховые покрывала на кровати. Перина приняла ее в свои пуховые объятия. И, несмотря на намерение тщательно сложить свое новое одеяние, исследовать каждый уголок комнаты, подержать в руках и внимательно рассмотреть каждую расческу из слоновой кости и каждый серебряный подсвечник, спустя мгновение она уже крепко спала.
Луна спряталась за облаком, отчего лицо Дункана полностью скрылось в тени капюшона, который он надвинул поглубже. Из-за деревьев он видел часовых на стенах, прохаживавшихся взад и вперед, охраняя замок де Монфоров.
Потом бледная луна выглянула снова, и любой, увидевший избитое, изуродованное лицо Дункана, счел бы его дьяволом.
Монашеская ряса с клобуком, позаимствованная им у одного из пиратов, помогла ему скрыть свои увечья. Она также должна была обеспечить ему проход внутрь, если только никто не заметит три фута испанской стали, скрытой под его нарядом.
Взгляд его переместился на две высокие угловые башни замка и ему вдруг стало интересно: а не там ли находится сейчас Лине. Губы изогнулись в мрачной улыбке, когда он подумал о том, спит она сейчас мирным сном или же ей снится ее предательство и его будущая месть. Он скривился, вновь ощутив горьковатый привкус во рту, и сплюнул на землю, прежде чем выйти из-за деревьев и направиться к замку, чтобы попросить убежища.
Лине проснулась внезапно, словно от толчка. Ей показалось что она окунулась в море сплошной темноты, и испуганно охнула. Сначала она не могла вспомнить, где находится. Все предметы в комнате обрели нереальные, призрачные очертания в искрящемся голубоватом свете. Она приподнялась на локте и уставилась на тонкую полоску света, падающего на стену сквозь створки ставен. Внезапно память вернулась к ней — цыган, ее предательство, ее новый дом, которого она не заслуживала. С тяжелым сердцем она откинула назад волосы, раздумывая о том, который сейчас может быть час. Она поднялась, разглаживая руками помятую материю своей злополучной накидки.
На лицо ей упал прямой луч света, когда она, тяжело передвигая ноги, подошла к окну и выглянула наружу. Странный холодок предвкушения пробежал у нее по спине, когда она придвинулась ближе к тому месту, откуда из щели между ставнями тянуло холодным сквозняком. Из своей спальни она видела барбикан, навесную башню замка, и стоявших на ней в эту холодную ясную ночь двух часовых.
С ними разговаривал поздний проситель, судя по его одежде, монах, который, вероятно, рассчитывал переночевать в замке. Что-то в его фигуре, росте и величине вызвало в ней смутное беспокойство. Но оно прошло так же быстро, как и появилось. Стражи впустили мужчину внутрь, и она смотрела на фигуру монаха, пока тот не скрылся с глаз.
В тишине явственно раздалось урчание — ее желудок. Оказывается, она была чертовски голодна. Никто не решился прервать ее сон приглашением на ужин, а она не ела со вчерашнего вечера. Может быть, она сумеет найти дорогу на кухню, где для нее найдется кусок мяса или корочка хлеба.
Лине вынула огарок восковой свечи из подсвечника, стоявшего рядом с кроватью, и на цыпочках вышла в коридор, где подожгла его от настенного канделябра. Вокруг нее заплясали причудливые тени, и она подумала, что не знает, насколько круты ступеньки, по которым приходилось спускаться.
Примерно сотня человек или около того лежали в большом зале в самых различных позах, в которых сморил их сон. Их присутствие в огромной комнате несколько успокоило ее. Время от времени одна из охотничьих собак поднимала голову и порыкивала на нее, впрочем, без особой злобы. В середине комнаты пылал гигантский очаг, согревая присутствующих. За ним присматривала маленькая девочка, которая ворошила угли кочергой размером с нее саму. Лине улыбнулась. Вот кто может ей помочь.
