Не проскочил и Слон.
Прапорщик Тюрина, женщина, тратящая большую часть зарплаты на то, чтобы из жгучей брюнетки превратиться в блондинку, приняла паспорт Слона обыденно. Но уже через секунду ее острый глаз обнаружил, что паспорт просрочен на несколько лет и принадлежит еще Советскому Союзу, который остался в истории. А вот гражданин той, принадлежащей истории, страны явился вдруг не запылился.
— Чагой-то вы? — спросила.
— Да вот, так, — ответил Слон.
— А в консульстве в Берлине чего паспорт не поменяли?
Слон с улыбкой пожал плечами. Мол, вот такой вот я растеряха.
— Простите меня, — попросил он.
— Так вы что, из Запорожья? — почему-то вскричала прапорщик Тюрина.
— Из Запорожья, — подтвердил Слон.
— Так это другая страна!
— И что?
— Во, хохлы, обнаглели!
Прапорщик Тюрина заблокировала Слону выход и нажала на тревожную кнопку.
Далее Слон почти сутки находился в отделении милиции аэропорта Шереметьево. У него забрали все наличные доллары, как сказали, «на хранение», пару раз дали за что-то по почкам. Позже пояснили, что за подделанные визы.
Менты забыли отобрать мобильный телефон.
Он набрал номер друга.
— Это я, — сказал.
— Слоняра! — обрадовался Кран. — Ты где, дружище?
— Меня арестовали в Шереметьево.
— Как арестовали! За что? Моего друга арестовали!!!
— Что-то с документами…
— Да я сейчас Божайло жопу порву!!!
На этом месте менты и телефон отобрали. На сей раз попробовали на прочность печень.
Печень у мужика оказалась крепкой.
Уже через семь минут камеру собственноручно открыл начальник службы безопасности аэропорта. Довольно мило улыбаясь, он просил извинить за некомпетентность своих сотрудников, обещал принять меры и пригласить господина Слонова проинспектировать эти принятые меры.
— Кофе? — предложил.
— Пусть милиционеры деньги отдадут и телефон.
Начальник СБ аэропорта рявкнул так, что сотрясло весь аэропорт.
Менты отдали только мобильник, бабки зажали. После, когда закруглились с крутым, поделились долларами с начальником СБ.
Кран встречал друга на «шестисотом» бронированном.
Они минут двадцать обнимались и повизгивали от счастья, как будто детьми были. Даже автоматчики из сопровождения смущенно улыбались и отводили в сторону глаза.
А потом они пропьянствовали целую неделю, не вылезая из бардаков, кугя в казино, нарушая общественный порядок разбитной Москвы.
Вместе с ними разделял все их игры некий парень, которого Кран звал Пловцом.
— Кто это? — поинтересовался Слон.
— Бывший муж моей жены! — ответил друг.
А через месяц случился август 1998 года.
Пловца прогнали, а Слон сам отошел в сторону, давая возможность Крану прийти в себя. Как раз в это время он и вспомнил о Кристине Егоровне. А также захотел увидеть дочь свою Нинку.
Встреча была столь бурной и радостной, как будто Слон был примерным отцом и семьянином, вернувшимся из длительной командировки.
Четырнадцатилетняя Нинка выросла невероятной красавицей и все обнимала объявившегося отца, а Слон от этих объятий содрогался, как от ласк взрослой женщины. Осекал себя с трудностями.
Кристина Егоровна не помолодела, но следила за собой благодаря карточке VISA… Потихонечку наладилась семейная жизнь…
А потом Слона приняли органы безопасности. По-серьезному приняли. На целых три года.
Разрабатывал Слонова подполковник ФСБ Окладов, человек с бескровным лицом, похожий на вампира и очень желающий отличиться.
— Предатель? — предъявил он на первом допросе. — Америкосам продал?
— Сам ты мудак! — ответил Слон запросто.
Окладов от отповеди и вовсе стал походить на стеаринового человека. Но форс держал. Сын кадрового гэбиста, он был умен, имел чутье и промахов не знал.
— Визы в паспорте поддельные?
— Согласен.
— Зачем?
— Мир хотел посмотреть.
Окладов маленькими глоточками наслаждался пахучим кофе, тогда как Слон сугки воды не пил. Водопроводный кран в камере пересох, казалось, еще в прошлом веке.
— Посмотрел?
— Посмотрел.
— Ты же «стали и сплавов» заканчивал?
— Техникум.
— А теперь америкосы по нашим технологиям свои шаттлы строят для полетов в бесконечность!
— Молодцы! Хоть кто-то что-то строит по нашим технологиям!
— Ну, вот, — откинулся на спинку стула Окладов. На его пергаментной физиономии проявилось удовлетворение. — И за что ты их любишь? Мы же им холодную войну проиграли! Страну профу-фу!
— Вот и хорошо! — облизал потрескавшиеся губы Слон. — Слава Богу, что проиграли. Выиграли бы — горячую войну начали. Мы ж народ неуемный… А с той страной… Да хер с ней, с той страной!.. Не было ее ранее, при бабке моей, так и при детях моих не надо! Бабка моя довольна была!
— Так, значит, ты идейный предатель? — вывел заключение подполковник Окладов.
— Ну чуть что-то, я и предатель? — поинтересовался Слон. Он был настолько спокоен, и именно спокоен, а не делал виды, что Окладов начинал нервничать.
— За что у нас простому технарю присваивают орден Почетного Легиона?
— Ах, вот оно что! — понял Слон, откуда ноги растут. — Ну, конечно же, орденами награждают только за продажу ядерных технологий!
— Поподробнее…
— Ну, дебил!
— У меня два высших, — проинформировал Окладов. Губы его обескровились до конца и слились с бледной кожей. — Ты — недоумок! Срок тебе до пожизненного!
— Ты знаешь, ученый перец, у меня помимо Легиона есть еще и Шевалье, и орден Двуречья!.. Это у меня, у недоучки!.. А у тебя, поди, и «Спасения на водах» нет! Или я не прав?
— Значит, идейный, — уверовал Окладов.
— Пиши — идейный! — согласился Слон.
— Чего ж мать твоя в хосписе хохляцком сгнила? Тоже за идею?
Здесь Слон выдержать не мог. Он так неожиданно и сильно ударил Окладова по физиономии, что сломал ему нос и челюсть одновременно. Содержалась еще могучая сила в его груди.
Что самое интересное, из носа подполковника не вытекло и капли крови единой. Он просто откинулся со стула и пребывал без сознания…
Больше Слонова никто не вызывал. Целый месяц его били, а потом законсервировали в следственном изоляторе ФСБ.
