Даркон легкомысленно пожимает плечами. Каштановые волосы развеваются на ветру.
— Эту траулерную компанию создал не я. Я только унаследовал ее от того господина, который ее основал, после его безвременной кончины. На остальные твои вопросы я отвечу очень скоро, честное слово. Вернемся к Ганнибалу. Любишь ли ты тайны и загадки, Джек?
— Сыт ими по горло.
— Это одна из величайших загадок военной истории. С колыбели Ганнибала воспитывал его отец Гамилькар, который внушал ему лишь одну мысль — о завоевании Рима. В двести двадцать первом году до нашей эры у Ганнибала появилась возможность это сделать. Карфаген объявил войну, и Ганнибал перешел через Альпы и вторгся в Италию. Он разбивал одну римскую армию за другой. Но осаждать Рим он почему-то не стал. Пятнадцать лет он маршировал по Италии, не проиграл ни единого сражения, но даже не попытался разрушить стены Рима и захватить город, ради победы над которым проделал такой длинный путь.
— А почему? — спрашиваю.
— Военные историки до сих пор ломают копья по этому поводу, — рассказывает Даркон. — Сотни теорий. У карфагенян не было осадных орудий. Ганнибал поджидал братьев. Карфагенские торговцы предали его, не пожелав тратить деньги на подкрепление. Ни одна из теорий не кажется мне убедительной. Почему самый блестящий и изобретательный полководец в истории потратил пятнадцать лет на то, чтобы кругами ходить по сельской местности? Если он по какой бы то ни было причине не мог взять Рим, почему ему было не переключиться на какой-нибудь «план Б»?
— А вы знаете почему? — спрашиваю я его.
— У меня есть на этот счет своя теория, — признается Даркон и разгоняет лодку еще сильнее. Из-за кормы вырывается оглушительнейший в истории рев выжатого до предела мотора.
Океанский гоночный болид мчится через бухту.
— НРАВИТСЯ? — кричит Даркон.
— НЕТ! — честно отвечаю я, отчаянно вцепившись во что попало.
Он смеется и заводит второй подвесной мотор. Рев становится еще громче. Словно гроза в консервной банке. Лодка так и прыгает вперед.
Меня бросает на кожаную обивку. Больно ударяюсь о желтый бочонок. Нас обдает брызгами. В ушах воет ветер.
— НРАВИТСЯ? — интересуется Даркон.
— МЫ РАЗОБЬЕМСЯ!
— ВСЕ МЫ СМЕРТНЫ! — кричит он в ответ и заводит третий мотор.
Теперь уже рев не идет ни в какое сравнение с грозой. Гроза — это что-то мирное и домашнее. Рев переходит барьер оглушительности. И прочности барабанных перепонок тоже.
Лодка отрывается от воды и взмывает в воздух. Буквально. Воды касаются только винты. Мы парим между небом и морем, в лицо нам бьет мокрый ветер, а за спиной ревут моторы. Лодка трясется, визжит, разваливается.
Сейчас мы погибнем. Он притащил меня сюда, чтобы вместе со мной разбиться на этой ракете.
Зачем, не знаю, но мне осталось жить всего несколько…
Тишина Даркон выключил все двигатели, и лодка тихо скользит вперед. Перевожу дух.
— Ну как, понравилось? — спрашивает Даркон.
— Я думал, вы решили разбиться насмерть вместе со мной.
— Было сильное искушение, — признается он. — Но потом я подумал: к чему искать легкий путь? Ты готов?
— К чему?
— Поплавать, — отвечает Даркон и грациозно перемахивает через борт. Мне тут же приходит в голову, что неплохо бы завести мотор и убраться отсюда к зеленой бабушке. Но не могут же обитатели рифа быть опаснее этой баллистической лодки средней дальности.
По крайней мере, я на это надеюсь.
Прыгаю в воду вслед за ним.
66
Два сюрприза.
Во-первых — Пламенник. Он совсем рядом. И каким-то образом узнал, что я поблизости. Пульсирует, бьется, манит меня. Наконец-то. Ты здесь. Скорей. Найди меня.
Второй сюрприз — это какая вода холодная. Я почему-то решил, что будет как в ванне. Ничего подобного. Погода может быть какой угодно ясной, но это Атлантика.
Кристально чистая ледяная вода. От поверхности до дна — всего футов сорок, не больше. У меня сильное предчувствие, что мы будем нырять достаточно глубоко.
Подумываю, не проглотить ли красную бусину из ожерелья Эко. Но Даркон на меня смотрит. Решаю попробовать нырнуть без бусины. Не хочу показывать свою слабость такому человеку, как он. Если он так может, я тоже смогу. Теперь у нас главный вопрос — кто кого.
Рассекаем воду в пяти футах друг от друга.
— Готов поплавать с акулами?
Не могу сказать, что я в восторге от подобного предложения.
— Это такая метафора, да?
— Увидишь, — многообещающе заявляет он и ныряет.
Набираю побольше воздуху и следую за ним.
Не столько риф, сколько подводная вулканическая площадка. Лавовые пещеры, гроты и кратеры.
И повсюду морская жизнь.
Причем не то чтобы мелкие рыбешки. Морские окуни весом по две сотни фунтов снуют, словно буксирные катера. Рядом разыгрался поединок стремительных демонов — проносятся наперегонки тунец с дельфином, гладкие и зализанные, словно спортивные автомобили.
Даркон неплохо плавает. Улыбается мне и ныряет глубже.
На уши начинает давить, но сдаваться я не собираюсь, нет уж. Когда я вместе с Эко нырял смотреть останки корабля, то не мог обойтись без ее помощи, а когда смотрел девственный риф, глотал красную бусину, но здесь видно дно. Собираюсь с духом и плыву за Дарконом.
Мимо не спеша шлепает ластами черепаха-каретта — величиной со столик для пинг-понга. Даркон пристраивается покататься у нее на спине — совсем как Эко. Так странно смотреть на него верхом на черепахе: погубитель океана играет со старым мирным морским великаном.
Тут же вспоминаю черепаху, которую тащил по палубе «Лизабетты» — и как ее расколотый панцирь хлюпал «пап, пап, пап». Полный боли взгляд черепахи, когда я сбросил ее по аппарели. Знала бы эта…
Внезапно все океанское дно накрывает исполинская тень. Больше, чем тень лодки-сигареты. Длиннее. Шире.
Поднимаю глаза и вижу его.
Это мой первый кит! Я не специалист, но не сомневаюсь, что это кашалот. Тупая голова. Горизонтальная лопасть хвоста. Морщинистое бурое тело со светлыми пятнами и полосами.
Как может такая махина так легко плавать?
Пытаюсь поприветствовать его на всех частотах. Здравствуй, кит. Здорово, Моби. Я тут плаваю с дьяволом. Подплыви, пожалуйста, прикрой меня. И кстати, где тут Пламенник?
Огромный кит не удостаивает меня и взглядом. Величественно уплывает прочь. Вот Эко бы обязательно до него докричалась. И Джиско тоже. Как жалко, что у меня нет этой телефонной линии.
Воздух кончается. Осталось секунд двадцать. Все, мне пора наверх.
