Леди Флоренс, Кеннет и я остались одни на крыльце. Кеннет развязал мои ноги и отбросил в сторону стягивающую веревку. Я не поднимал головы. Кеннет шагнул вперед.
— Леди Флоренс? — спросил он.
— Да?
— Когда мы вернемся на вашу виллу около Вонда, раба следует вернуть в дом или вы хотите, чтобы он и там служил на конюшнях? — спросил он. — Я имею в виду не ваши личные, а большие конюшни.
У леди Флоренс было больше тысячи тарларионов. Она занималась их разведением, и ее конюшни являлись одними из лучших в окрестностях Вонда.
— Он конюшенный раб, — зло проговорила она. — Используйте его как такового.
— В больших конюшнях? — снова спросил он.
— Да, — ответила она.
— Как полноценного конюшенного раба? — еще раз спросил Кеннет. — По всем правилам?
— Да! — снова проговорила она.
— Великолепно, — ответил Кеннет.
Затем леди Флоренс повернулась и ушла. Я поднял голову. Кеннет тихо смеялся. Он казался довольным.
— Господин? — обратился я к нему.
— Да?
— Можно мне узнать, что было в записке, прикрепленной к ошейнику?
— Мне это тоже интересно. — Он ухмыльнулся и поднял записку.
«Моя дорогая подруга и соотечественница, леди Флоренс из Вонда, — читал Кеннет, — большое Вам спасибо за Вашего очаровательного шелкового раба Джейсона. Я насладилась им в полной мере. Понятно, почему он Вам так нравится. Кстати, также благодарю Вас за очаровательный подарок — духи. Я использовала их, пока занималась Вашим рабом. Еще раз благодарю, моя милая, понимающая и щедрая подруга, за Вашу доброту. Желаю Вам всего хорошего.
Леди Мелпомена из Вонда».
Кеннет бросил записку туда же, откуда поднял ее. Поставил меня на ноги и толкнул направо, вниз по ступенькам, в направлении дорожки для кибиток, ведущей от дома к конюшням. На углу мы остановились.
— Посмотри, — сказал он.
Я оглянулся. Леди Флоренс вернулась назад на крыльцо. Она оглянулась, но не увидела нас, поскольку мы уже ушли на довольно большое расстояние, за угол дома, и нас скрывали деревья. Она украдкой нагнулась и схватила записку. Потом поспешила в дом.
— Она — женщина, — заметил Кеннет.
— Да, господин, — ответил я.
— Она не может перенести мысли, что записку кто-то найдет, — засмеялся он, — и, наверное, надеется, что, разглядывая ее, сможет возненавидеть леди Мелпомену еще больше, чем это было в прошлом. Если, конечно, это вообще возможно.
— Да, господин, — сказал я.
— Ты заметил, как крадучись она это проделала, боясь, что ее увидят?
— Да, господин.
— Леди Флоренс, несмотря на все ее богатство и свободу, — всего лишь женщина.
— Да, господин.
— Она приятна на кушетке? — спросил он чуть позже.
— Это мне, шелковому рабу, необходимо быть приятным, а не ей, — проговорил я.
— Конечно, — согласился Кеннет и спросил: — Она бы хорошо выглядела в ошейнике? Как бы она смотрелась обнаженной, в невольничьем квартале?
Я был потрясен.
— Я могу отвечать на такие вопросы?
— Да, — разрешил он.
— Она бы отлично выглядела в ошейнике рабыни и хороша была бы обнаженной среди невольников.
— Я так и полагал, — усмехнулся Кеннет.
— Если мне позволят говорить, господин, — начал я, — вы кажетесь довольным тем, что меня передали на конюшни.
— Так и есть, — согласился он. — Я надеюсь, ты принесешь Барусу и мне деньги.
— Господин? — не понял я.
— Ты умеешь сражаться?
— Нет, — ответил я.
Он засмеялся.
— Ты крупный и сильный. И кажешься быстрым. К тому же ты явно умный. Это важно, более важно, чем многие глупцы представляют себе.
— Я не знаю, как сражаться, — ответил я, чувствуя стягивающий шнур на руках за спиной.
— Напряги живот, — велел Кеннет.
Я повиновался. Он, как я и ожидал, сильно ударил меня. Я выдержал удар.
— Хорошо, — сказал Кеннет.
— Я не знаю, как сражаться, — повторил я.
— На конюшнях, — ответил он, — командую я. Ты будешь практически принадлежать мне. Это понятно?
— Да, господин.
— Ты хочешь жить?
— Да, господин.
— Тогда ты будешь делать все, что тебе скажут.
— Да, господин.
— На конюшнях, — продолжал он, — у нас есть кроме рабов-мужчин несколько конюшенных девиц, как мы их называем. Я распоряжаюсь ими тоже.
Я взглянул на него и, подумав о горианских рабынях, невольно облизнул губы.
Кеннет засмеялся.
— Идем, конюшенный раб! — скомандовал он.
— Да, господин, — сказал я и последовал за ним.
Ряд стоящих на коленях конюшенных рабов был ровным. Я находился в конце ряда. Госпожа не спеша продолжала осмотр. Кеннет и Барус следовали за ней. Временами она останавливалась, чтобы поговорить с невольником, задать ему вопросы, касающиеся его обязанностей или освобождения от них. Она могла быть очень въедливой, моя хозяйка, благородная леди Флоренс из Вонда. Многие рабы боялись ее требовательности, ее хлыста. Ведь она могла распоряжаться их жизнью и смертью.
Сейчас она находилась в нескольких шагах от меня.
Предыдущей ночью шел дождь, и земля еще сохраняла мягкость. Хозяйка была одета в длинную юбку из натуральной неокрашенной шерсти, бежевую блузку и бежевый жакет с поясом. К жакету на крючках крепился капюшон. Еще на ней была плотная вуаль, тоже сделанная из натуральной неокрашенной шерсти. Такой наряд, гораздо более формальный, чем обычное одеяние свободной горианки, иногда надевался богатыми женщинами при инспектировании садов, полей, фермерских хозяйств и виноградников. Эта одежда создавала у них рабочий настрой.
Мою хозяйку и меня разделяли сейчас всего пять рабов. Край юбки моей госпожи не соприкасался с грязью и глиной. Несомненно, ее длина была специально рассчитана на это.
Однако, что интересно, функция юбки была еще и в том, чтобы контролировать рабов. Вид ножки хозяйки, даже обутой, вызывает мучительные чувства, он возбуждающ и соблазнителен. Раб-мужчина не может удержаться от того, чтобы не смотреть на нее. В то же время он знает, что этот поступок может караться смертью. Таким образом, в присутствии хозяйки, одетой в такой наряд, он чувствует себя испуганным и скованным. Госпожа, в сущности, выставляет себя перед ним, делая вид, что ничего не происходит. Она знает, что раб несчастен, и пользуется этим, чтобы управлять им.
