У костра на красивом покрашенном стульчике, сгорбившись, сидела заплаканная женщина, даже не пытавшаяся спасать остатки обеда. Стоящий рядом мужчина в испачканной, но достаточно приличной рабочей одежде тоже не обращал внимания на улетающий с дымом обед. Взглядом, полным отчаяния и бессильной ненависти, он смотрел на группу пришельцев.
Группа состояла из двухколесной повозки, в которую был впряжен тягловый конь; второго коня — немного тяжеловатого рыцарского верхового, покрытого желто-красной попоной; небольшого рыжего типа, похожего на торговца вразнос; и — самого главного в этой компании — высокого тощего рыцаря с клиновидной бородкой, модной на юге. Оба мужчины прятались от комаров в дыме второго костра, причем рыцарь потягивал мутный отвар, зачерпнутый ковшом из котелка, разносчик же доканчивал жарить свинину с луком.
— Я пришел, господин! — закричал издалека Санса, впервые за все время поездки колотя пятками по животу верховой скотины. Вероятно, знал, что делает мул, если его не колотить, потому что животное обиделось, остановилось, демонстративно расставило ноги и, не обращая внимания на несколько очередных толчков, не шелохнулось. — Я мчался как вихрь, чтобы успеть!
— Ага, — буркнул, казалось, про себя, рыжий, — к обеду.
— Гляньте на него, — презрительно сплюнул оруженосец, — психолюку зачуханную.
— Психолога, Санса, психолога, — спокойно поправил рыжеволосый. Только подъехав ближе, Дебрен заметил серебристый налет на морковного цвета шевелюре и мелкие, зато многочисленные куриные лапки в уголках светлых глаз. — Так это профессия на староречи называется. В настоящее время гораздо популярней слово «душист». Поскольку я в основном занимаюсь человеческими душами.
— Лучше б сковородкой занялись, Деф Гроот, не то мясо сожжете, как эта баба кашу. И, как эта баба, горькими слезами расплатитесь за разгильдяйство.
Они слезли с мулов. Санса, оруженосец явно из полевых, а не придворных, забыл о формальностях и принялся привязывать узды мулов к ветке. Дебрен, заметив выжидающий взгляд рыцаря, подошел сам и слегка поклонился.
— Позвольте представиться. Дебрен из Думайки, магун. Вы, кажется, магуна искали.
— И верно, хоть и не очень-то надеялся. — У рыцаря, худого как щепка, из-за чего он казался хилым, был низкий, гулкий голос. Его староречь отличалась забавным акцентом, но была правильной. — Вас все труднее отыскать, особенно тому, кто по трактам ищет. Приятно познакомиться, мэтр. Я — странствующий рыцарь Кипанчо из Ламанксены. Не будем терять времени. Не следует без нужды продлевать мучения любого существа, пусть даже подлого. Ты согласен со мной, мэтр?
— Вполне. — Дебрен последовал взглядом за темными и удивительно грустными глазами рыцаря. — Вы имеете в виду этих людей? Насосника и его жену, верно?
— Людей? — Густые поседевшие брови слегка приподнялись, придав удлиненному лицу рыцаря выражение рассеянного удивления. — Каких людей… Ах этих…
Он пожал плечами, прощая Дебрену первую ошибку. Он был худ, на грани истощения, но его помятые, очень древние пластинчатые латы из полированных листов, наиболее тяжелых, типично кавалерийских, требовали от хозяина недюжинного здоровья, чтобы он мог позволить себе резкие движения. Некоторые исследователи, работающие на стыке истории, культуры и искусства, склонялись даже к мысли, что с распространения доспехов такого типа началось бурное развитие поэзии, лирики и красноречия раннего средневековья. Доказывали — и не без оснований, — что тогдашние випланцы, коротышки ростом по пять футов, да и то в башмаках с каблуками, засунутые в листовой панцирь, были удручающе неподвижны и малоинтересны как дамам, так и обществу. Желая покорить сердца женщин и подданных короля, они вынуждены были восполнять общую неподвижность гибкостью языка и изысканностью речи.
— Это нелюди, — поспешил пояснить рыжеволосый. В его староречи однозначно присутствовал акцент народов Севера. Он мог быть верленцем, дракленцем и даже анвашцем, но, судя по имени, родился где-то в здешних краях, в Дефоле. — Это невольники несчастья, опутанные губительным колдовством. Благородный господин Кипанчо попутно освободил их, но это второстепенный вопрос. Не берите в голову. Они не имеют значения.
Дебрен глянул на хозяина, стискивающего кулаки так, что побелели костяшки, и согласился с Деф Гроотом. Значительный человек делает то, что считает нужным, а насосник, несомненно, считал нужным переломать пришельцам как можно больше конечностей. Всем, начиная с рыцаря и кончая щиплющим траву мулом. Но он был всего лишь арендатором, в лучшем случае — хозяином ветряка, поэтому стоял рядом с заплаканной женой и бессильно сжимал кулаки.
— А что имеет значение?
— Он. — Бронированная рука легко, хоть и со скрежетом поднялась и указала на ветряк. — У меня с ним возникли сложности, господин Дебрен. Поэтому я послал за вами.
Дебрен присмотрелся к ветряку. Постройка была современной, легкой, экономичной, но, пожалуй, из тех, что подешевле. Башня, в которой размещался механизм, была размером футов двенадцать на двенадцать, а островерхая крыша начиналась в четырех саженях от земли. Система крыльев была классической, крестовой, однако конструкция самих крыльев отличалась от той, которую он видел на дороге у старых каменных ветряков. Это были решетчатые лопасти из планок, сбитых легкими тонкими дощечками, и при этом решетки были как-то удивительно изогнуты и походили на узкий парус или на птичье перо. В проектировании крыльчатки, несомненно, принимал участие чародей либо инженер, поэтому Дебрена не очень удивляло, что крылья стоят неподвижно, словно приклеенные, хотя ветер чувствовался, а вода заливала все окрест. Хитроумные новинки чародеев по большей части переставали действовать, стоило конструкторам захлопнуть дверь мастерской.
Крыша ветряка еще не была заколочена, с юга на ней оставалось несколько неприкрытых досками прорех. На одной из них на связывающей стропила досочке сидела девочка в коричневом платьице. Лет десяти.
— Там ребенок, — не вполне уверенно сказал Дебрен. — Наверху. Если свалится — убьется.
— А вы, я вижу, действительно разбираетесь в ветряках, — ехидно усмехнулся рыжий. — Надо быть искушенным специалистом, чтобы так вот сразу это отметить. В медицине вы, надо думать, тоже разбираетесь, причем глубоко. Когда о последствиях спрашивают обычного медика, он умное лицо делает, что-то ученое болтает и бормочет о величайшей сложности жизненных процессов. А тут, извольте, трах-бах и поставлен ясный, однозначный диагноз: ежели соплячка упадет, то разобьется. Браво.
— Господин Санса привел меня, чтобы что-то сделать, — холодно бросил Дебрен. — Может, об этом и поговорим? Полагаю, речь пойдет не о том, как снять девочку с крыши.
— Нет, не о том, — покачал головой Кипанчо. — Все гораздо сложнее. Ребенок, господин магун, одурманен злостными чарами коварного чудовища. И погибнет, если мы допустим хотя бы самую незначительную ошибку.
— Чудовище? — удивленно осмотрелся Дебрен. — Где-то здесь затаилось чудовище?
