Свою чашку осушил один только Кадзама.
Рюмон взглянул на часы и обнаружил, к своему удивлению, что было уже около пяти. В Японии ему никогда не доводилось тратить так много времени на обед. Как видно, физически он уже адаптировался к ритму испанской жизни.
Рюмон встал из-за стола и позвонил в Ассоциацию отставных солдат Иностранного легиона.
К телефону подошла та же секретарша и сообщила, что у начальника секретариата Торреса сейчас посетитель и что он, скорее всего, сможет принять Рюмона после четверти шестого.
Риэ и Кадзама вызвались его сопровождать – заодно и дорогу покажут. Тикако, казалось, не знала, как ей поступить.
Синтаку немедля воспользовался моментом:
– Ну тогда давайте сделаем так: сначала вместе сходим в музей Прадо, а потом я вам покажу мадридскую контору «Дзэндо». А вы, Рюмон, можете заехать к нам в офис, когда кончите свои дела в Ассоциации. И мы все вместе еще разок отправимся куда-нибудь шикарно поужинать. Вот ведь теперь какая роскошная перспектива открывается, – проговорил он и расхохотался.
Улица Сан-Николас была тихим переулком, отходящим от площади Майор, и проходила рядом с располагающейся перед дворцом площадью Ориенте.
Рядом с серым строением виднелись черные железные ворота, которые были приоткрыты.
К забору был приделан круглый, пестро раскрашенный герб, состоящий из алебарды, мушкета и пращи. Вокруг герба можно было различить слова: «Эрманда де Антигуос Кабайерос Рехионариос».[79]
Пропустив Риэ вперед, Рюмон прошел в железные ворота. За ними последовал и Кадзама.
Они прошли по проходу, который ремонтировали, слева обнаружился вход в здание. Поднявшись по лестнице, они вошли внутрь. В тесном холле стояла конторка, за которой сидела женщина лет сорока в очках на цепочке.
Рюмон объяснил цель своего прихода, и женщина, взглянув на висевшие на стене часы, сказала тем же голосом, который он уже слышал по телефону:
– Сейчас пять часов одиннадцать минут. Подождите еще минуты четыре в баре.
Она показала им, как пройти в салон справа.
Они прошли в помещение со стойкой и столиками со стульями. Здесь, попивая вино, расположились пожилые люди в штатских костюмах и несколько мужчин в мундирах Иностранного легиона. Все с интересом разглядывали Рюмона и его спутников, но беседовать с ними никто не пожелал.
Они подошли к стойке и заказали кофе.
Разговаривавшая с Рюмоном Риэ вдруг насторожилась, глядя в сторону вестибюля. Рюмон невольно обернулся.
Он мельком увидел человека, выходившего из вестибюля на улицу.
Он снова посмотрел на Риэ:
– Что случилось?
– Человек, который сейчас вышел, – майор Клементе, – проговорила она нахмурившись.
– Клементе? Вчерашний знакомый из службы безопасности, что ли?
– Да, он.
Кадзама тоже посерьезнел.
– И правда, это был Клементе. На нем тот же костюм, что и сегодня утром, так что сомнений нет. Но с чего это он, интересно, здесь бродит?
Не успел еще Кадзама получить ответ на свой вопрос, как в дверях показалась секретарша и сделала Рюмону знак.
– Начальник секретариата Торрес может вас принять. С шести он будет занят, так что времени у вас не так много.
Женщина проводила их в большой кабинет. На светло-зеленых стенах висели портрет основателя Иностранного легиона генерала Хосе Мильяна Астрая и фотография генералиссимуса Франко. В центре комнаты стоял огромных размеров круглый стол, заваленный папками.
Из-за письменного стола в глубине комнаты встал почти лысый мужчина с острым взглядом. На нем был коричневый твидовый пиджак и аскотский галстук.[80]На вид ему было лет пятьдесят пять.
Хозяин кабинета подошел к круглому столу.
– Здравствуйте, я – начальник секретариата Торрес. Я слышал, вы ищете сведения о японце, служившем в нашем легионе?
Рюмон пожал ему руку:
– Здравствуйте, меня зовут Рюмон. Я журналист одного токийского информационного агентства. Это – мои друзья.
Торрес показал знаком на стоявшие у круглого стола стулья, и трое пришедших сели.
Рюмон сразу перешел к делу:
– Я приехал в Испанию, чтобы собрать материал для статьи об одном добровольце из Японии, и хотел бы выяснить факты его жизни. Мне известно, что он во время гражданской войны вступил в Иностранный легион и сражался против Республики.
Торрес выпрямился и широко открыл глаза от удивления.
– Во время гражданской войны, говорите? Какими вы, однако, старыми делами интересуетесь… Так вы хотите сказать, что в нашем легионе во время гражданской войны был японский солдат?
– Совершенно верно. У меня есть свидетельство бывшего японского дипломата, который встречался с этим солдатом в Саламанке. Солдата зовут Сато Таро, в легионе его, по-видимому, звали Гильермо.
Торрес ненадолго задумался, затем пожал плечами.
– Я уже тринадцать лет работаю здесь начальником секретариата, но мне еще ни разу не приходилось слышать, что в нашем легионе во время гражданской войны служил японец. Мне говорили, что в шестидесятые действительно было несколько человек, но во время войны…
Получив отрицательный ответ, Рюмон был сильно разочарован.
Все же он собрался с духом и рассказал подробно о ходе своих розысков. Торрес внимательно выслушал его, не прерывая.
– В итоге мои походы в исторический и газетный архивы были бесплодны. Пожалуй, можно без преувеличений сказать, что вы – моя последняя надежда. Обратиться к вам мне посоветовал полковник Пинто, из Архива военной истории.
Рюмон закончил свой рассказ, и выражение лица Торреса смягчилось.
– А, полковник Пинто? Да, я хорошо его знаю.
– Полковник сказал мне, что материалы, касающиеся солдат Иностранного легиона, хранятся в генеральном штабе в Малаге. Это верно?
– Совершенно верно.
– Я слышал, что в вашей организации состоят не те солдаты, что служат в настоящее время, а уже вышедшие в отставку. Поскольку солдаты, воевавшие в гражданской войне, разумеется, уже в отставке, вероятно, их имена содержатся в ваших реестрах?
– Если солдат, которого вы ищете, еще жив, и притом нам известен его адрес, то его имя действительно должно быть в нашем реестре.
Торрес подошел к письменному столу.
Вернулся, держа в руках объемистый реестр, и, положив на стол, раскрыл его.
