несколько человек. Некоторые из них сидели на старых покрышках, и деревянных ящиках со старым автомобильным железом, кто-то стоял. Публика была самой разношерстной, но объединяло этих людей одно, – они держали в руках оружие. Я увидел пистолет Макарова, пистолеты «ТТ», помповое ружье и даже складной автомат Калашникова. Богатый арсенал!
В глубине помещения сидела Алина, прикрученная к своему стулу грубой веревкой. Рот ее был заклеен клейкой лентой, но каких-нибудь повреждений на ее лице заметно не было. Взгляд у девушки был испуганным, но она выглядела привлекательной, как никогда, и многие из бандитов бросали на нее плотоядные взгляды.
– Кино, да и только, – нагло заявил я, – может быть, вы предложите мне сесть?
Ответом на мой вопрос стал сильный удар рукояткой пистолета по почкам.
– Зачем ты его так, Серый? – насмешливо протянул один из бандитов, – разве ты не слышал, что хозяин велел обеспечить товарный вид пленников до своего прибытия!
– А для острастки! – отвечал мой обидчик, – а то можно подумать, что его в гости позвали!
После обыска, к счастью, весьма поверхностного, мои руки связали за спиной, и тоже привязали меня к стулу. Больше меня никто не трогал, все ждали главного, который объявился минут через пятнадцать. Полный мужчина в отлично сшитом костюме вошел в гараж в сопровождении двух телохранителей, сильно смахивающих на парочку горилл из зоопарка.
Я вгляделся в его лицо. Это был тот самый депутат, которого я когда-то шантажировал. Я видел его всего раза; по телевизору в государственной думе, и на видео в детских трусиках, во время его сексуальных развлечений, и не сразу узнал его. Легким движением руки хозяин приказал всем шестеркам уйти, и скоро кроме него в гараже остались лишь мы с Алиной, и его мордовороты.
Я подумал о том, что этот человек не хочет присутствия лишних свидетелей. Иллюзий по поводу нашего положения я не питал. Нас ждал неминуемый конец, и обязательные мучения перед ним. Никогда не подумал бы, что смерть явится ко мне в образе этого обрюзгшего, толстого старика, со стеком в руках. Интересно, его до сих пор интересуют садомазохистские развлечения? Наверняка, интересуют, потому он и притащился сюда с плеткой, – на секунду я представил себе судьбу Алины, и эта мысль заставила меня содрогнуться. Как жаль, что у меня связаны руки!
– Как долго я ждал этого момента! – осклабился толстяк. Приблизившись ко мне, он с нескрываемым удовольствием хлестанул меня стеком по лицу, рассекая мне бровь, – это разминка! Твоя настоящая боль еще впереди. Поочередно, – сначала моральная боль, а на закуску физическая. Ты будешь умолять меня о смерти, как это делал Павловский. Поверь, я знаю толк в пытках, и с удовольствием отомщу тебе за себя, и за своего племянника.
– Какого племянника? – удивился я, облизывая окровавленные губы.
– Хватит кривляться… Анзор Альбертович был моим племянником, деловым партнером, и другом. Твоя смерть на его совести!
– Хасанов погиб в результате несчастного случая, – сказал я.
– Ты лжешь! Мильчин сказал мне, что ты встречался с ним перед смертью!
– Я не виноват, в том, что он умер.
– Хватит врать, гадина, ведь я знаю о тебе все. Я получил известие, что ты едешь в Москву по каналам разведки прямо из Вены, но упустил тебя тогда! – разозлился толстяк.
– Никто не знал об этом!
– Твой сосед по квартире знал, – весело засмеялся бывший депутат.
– Ульрик? Не может быть!
– Он осведомитель службы внешней разведки, а у меня там обширные связи. Только такой дурак, как ты, мог рассчитывать переиграть меня…. Жаль, что мой племянник не придавал твоей персоне большого значения. Он даже не поинтересовался твоей фамилией. Анзора интересовала только та бабенка, что была с тобой. Если бы я узнал, что его гостем являешься именно ты, ты давно покоился бы на дне моря!
Значит, когда Таммет говорил по телефону, мне вовсе не почудилась русская речь, —подумал я, опустив голову, – и все это время моя жизнь висела на волоске. Как много ошибок я сделал! Впрочем, в свете создавшихся обстоятельств это не имело большого значения. Но умирать мне не хотелось.
Надежда, – великое слово! Человек всегда надеется, даже когда на спасение нет никаких шансов. Надежда заставляет его терпеть унижения, пытки, и боль. Я знал, что мне придется пережить все эти состояния, и все же затягивал разговор с жирным садистом, от которого не стоило ждать никакой пощады.
– А как вы догадались, что я приеду именно сюда?
– Вот дурачок! Пока тебя осматривали на таможне, один из моих людей, установил в твой мобильник специальную программу. Мы слышали твои разговоры, а уж понять, куда ты идешь было проще простого, – снова осклабился мой собеседник.
Я опустил голову. Эта скотина была права, – моя ошибка была недопустимой. Надо было не менять карту, а купить новый телефон.
– Ну, все, хватит болтовни. Развяжите ноги девчонке, руки пусть останутся связанными, – приказал толстяк свои гориллам, оседлав ящик из-под инструментов, стоящий возле стенки, – и тащите ее сюда, я хочу развлечься. Делайте с этой девкой, все что захочется, а я посмотрю. Только не торопитесь, и сильно не бейте, она нам еще понадобится!
Я знал, что должно произойти, не хотел этого видеть, но не мог ничего сделать. Меня охватила жгучая ненависть, и внезапно в мою голову пришли слова из книги, которую я читал на яхте. Прочитанное приобрело новый смысл, и я продекламировал эти слова вслух:
«В его власти изменять свой вид, являясь, как человек, с руками и ногами, в одежде, имея лицо, глаза, и движения подобные человеческим и даже не уступающие человеку, – как его полный, хотя и не настоящий образ. Крысы могут также причинять неизлечимую болезнь, пользуясь для того средствами, доступными только им. Им благоприятствуют мор, голод, война, наводнение и нашествие.
Толстяк обернулся ко мне. Его зрачки сузились от ненависти, а лицо побагровело.
– Ублюдок, ничтожество, ты смеешь говорить, что я крыса! – взревел он в бешенстве, – сейчас ты пожалеешь об этом!
…Тогда они собираются под знаком таинственных превращений, действуя как люди, и ты будешь говорить с ними, не зная, кто это. – упорно продолжал я, – Они крадут и продают с пользой, удивительной для честного труженика, и обманывают блеском своих одежд и мягкостью речи.
Стек хлестнул меня по лицу с такой силой, что рассек мне щеку, и мой левый глаз залила кровь, но я продолжал говорить: «Они убивают и жгут, мошенничают и подстерегают; окружаясь роскошью, едят и пьют довольно и имеют все в изобилии. Золото и серебро есть их любимейшая добыча, а также драгоценные камни, которым отведены хранилища под землей».
Бывший депутат сделал знак, и в дело вступили его гориллы. От удара одного из телохранителей мой стул опрокинулся в угол гаража, туда, где валялся всякий автомобильный хлам, который давно следовало разобрать. Мои пальцы пришли в движение перебирая железки, и довольно скоро мне попался обломок наждачного полотна, – как раз то, что надо. Ярость придавала мне сил, но веревка была слишком толстой, и не хотела поддаваться. Ну, еще чуть-чуть!
Отчаянно закричала Алина. Я напряг руки, и случилось чудо, – веревка лопнула. Освободив руки, я мигом вытащил пистолет. Для начала я пристрелил обоих горилл, которые посмели причинить боль Алине, а затем освободил от веревки ноги, и навел пистолет на оторопевшего депутата. Его лицо было перекошено от страха, и его испуганный вид доставил мне такое удовольствие, что я испытал внутренний протест.
– Не бойся, ты не будешь мучаться, – сказал я толстяку перед тем, как выстрелить в него, – я же не садист!
Эпилог
В Москве мне пришлось задержаться. Тройное убийство вызвало огромный интерес общественности, многократно усиленный средствами массовой информации. Свидетелей произошедшего обнаружить не удалось. Некоторые владельцы соседних гаражей слышали звуки похожие на выстрелы, но излишнего любопытства никто не проявил, – мало ли что!
Алину, которая пришла в полицию с заявлением
