Аристотель, мерявший шагами комнату, остановился.
— Отлично, Стефан. Конечно, этой улики недостаточно, и полагаться на нее опасно. Но и она может привести нас к разгадке. И все же, даже если мальчик был в публичном доме в тот день, это еще не значит, что он до сих пор у Манто. Возможно, ему там помогают и даже передают деньги — но от кого? Рано или поздно его должны куда-то перевезти. Вопрос — куда? Насильно ли, а может, по собственной воле?
— Принимая во внимание угрозу, которую мы слышали от Эргокла, — произнес я, — легче всего предположить, что мальчика похитили, а теперь вымогают у Гермии деньги.
— Многие факты говорят в пользу такого объяснения. Однако похитителям сначала пришлось бы спрятать мальчика где-то в Афинах, а потом увезти, чтобы спрятать или убить. Что убивать, что хоронить — гораздо легче в сельской местности. Маленькая Харита права, если Клеофон мертв, его тело должны были предать земле.
— Кстати, Аристотель, по-твоему, это правильно — лгать малышке, обещая, что она увидится с матерью?
— Я не лгал, Стефан. Рано или поздно Харита определенно увидится с матерью. Либо Гермию освободят — тогда все ясно. Либо ее приговорят к смерти. Не настолько же бессердечны афинские власти, чтобы отказать дочери гражданина в возможности попрощаться с родными. В том числе, с дочерью. Так что Харита обязательно увидит мать, по крайней мере, один раз.
— Какой ужас!
— Да уж. Мне жаль ребенка. Особенно если учесть, как я благодарен маленькой Харите за бесценные сведения, которые она нам сообщила. В прошлый раз она сказала, — ценный намек, а мы, недотепы, пропустили его мимо ушей, — что из андрона убрали некую скульптуру. Мраморную статую, которая слишком велика для отведенной ей ниши. Так странно, когда-то статуи воздвигали на улицах, в религиозных целях, а теперь их переносят в дома! Но в андроне Ортобула раньше была другая статуя, которую мы не видели. Полагаю, кто-то воспользовался ею и пожелал, чтобы это осталось незамеченным. И вот статую унесли, а вместо нее появились нимфы.
— Ты понимаешь, что это говорит против Критона? Есть и кое-что еще. Он яростно обвинил Филина в любовной связи с Гермией, устроив громкий скандал! А теперь они снова друзья и вместе готовятся к суду. Как Филину удалось вернуть расположение Критона, спрашиваю я себя. И вот ответ: возможно, Филин снабжает его деньгами, помнишь все эти «закрытые торги»? Критону ведь нужно чем-то платить похитителям своего брата.
— Быстрое примирение Критона и Филина — интригующая тайна. Очень похоже, что Критону нужны деньги, а собственностью отца он распоряжаться пока не может.
— Статуи — свидетельство против Критона. Он — хозяин дома, и может когда угодно приказать внести или вынести любую вещь. Но… нет, я не могу поверить. Это же еще хуже, чем поступок Эдипа! Нимфы плохо смотрелись, вероятно, у Критона просто хватило вкуса убрать их отсюда.
— И заменить невзрачным, слишком маленьким Гермесом. Светлый силуэт на стене — отличное наблюдение — указывает на размеры самой первой статуи. Той, чье место заняли мраморные дамы в пышных одеяниях.
— Ты хочешь сказать, что пропавшая статуя была орудием убийства? Нет. Конечно, мраморной или бронзовой скульптурой можно убить человека. Но Ортобул погиб иной смертью — я же видел его тело.
— Нет-нет. Его отравили цикутой. Я доверяю твоим глазам. Но Ортобул умер не там, где было найдено его тело. И сейчас я склоняюсь к мысли, что Ортобула не было в доме, когда с ним говорил Клеофон.
— Что ты имеешь в виду? Он же сказал мальчику…
— Мальчик увидел человеческую фигуру на кушетке и услышал: «Ступай, мальчик, дай отцу немного вздремнуть». Эти слова были произнесены сонно и невнятно. Клеофон был уверен, что говорил с отцом и что отец велел ему уйти. Но сегодняшняя игра Хариты, ее кукольное представление открыло мне глаза. Она говорила за куклу и даже двигала игрушечными руками. Это же не значит, что кукла живая, просто Харита дарит ей искусственную жизнь. И тут я понял, хоть и поздновато, что кто-то легко мог положить на кушетку статую, прикрыть одеялом и говорить за нее, спрятавшись в темной комнате.
— Нечто вроде спектакля? Игра, создание образа?
— Именно так. Ты понимаешь, что отсюда следует? Заговор. Причем заговорщиков, судя по всему, было несколько. Пока один занимался Ортобулом — то есть убивал его — где-то вне дома, другой уложил статую, вероятно, с помощником, и разыграл этот маленький спектакль.
— Получается, убийство было тщательно спланировано.
— О, но это ясно и так. Едва ли дерзкий убийца, который действует без подготовки, остановит выбор на цикуте.
— Но мы по-прежнему не знаем, кто этот убийца.
— И еще мы не знаем, где Клеофон. Связано ли его исчезновение с заговором против Ортобула? Может, мальчик слишком много знал? Или мы имеем дело с двумя разными преступлениями? Или он просто-напросто сбежал? Разумнее всего предположить, что убийство Ортобула и пропажа Клеофона как-то связаны. Полагаю, Архий, с его страстью к заговорам, как раз работает над этой версией.
— Но — Гермия? Если Ортобула убили не дома, как предполагает Фанодем, это может ей помочь. Хотя семейный заговор точно не говорит в ее пользу.
— Вот именно.
XVIII
Папина дочь
Аристотель не без оснований полагал, что дела Гермии и ее семейства плохи. Но насколько именно — это нам еще предстояло узнать. Посетив дом Ортобула, мы с Аристотелем пошли на Агору и, прогуливаясь к воротам Диохара, вдруг услышали какой-то шум в двух шагах от нас, возле бронзовых статуй Героев. Там обычно вывешивают объявления, провозглашают обвинения, сообщают о помолвках, и потому это место любят те, кто желает быть в курсе городских новостей.
Мы пробрались в самый центр гудящей от возбуждения толпы.
— Что случилось? — спросил я.
— Тише! Говорят, новое обвинение в убийстве! — ответил какой-то зевака.
Подойдя к ограде памятника, мы увидели двух мужчин, которых хорошо знали и недолюбливали: Ферамена, напыщенного охотника за свидетелями, и коротышку Эргокла, неугомонного врага Ортобула. Странная пара, удивился было я, но потом решил, что Эргокл, по-своему проницательный, обрел в лице Ферамена надежную поддержку. Ферамен, временно оставшись без дела после вынесенного Фрине оправдательного приговора, жаждал найти применение своему пылу, и, наверно, Эргоклу не составило большого труда втянуть его в очередное предприятие.
— Наш долг — поиск Справедливости, — услышал я голос Ферамена. — Справедливость — редкая гостья в Афинах. Как раз недавно ее отвергли ради выводка шлюх и танцовщиц. Любой свидетель — свободнорожденный, — который согласится предоставить сведения о коварном похищении юного Клеофона, будет вознагражден.
— Я разделяю твою тревогу, — встрял Эргокл, — и тоже требую, чтобы с этой семейкой поступили по справедливости. От Гермии и ее бессердечных, коварных родственников добра не жди.
