Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
семьей недавно переехали в дом и не могли нарадоваться. Солнце заливало комнаты, в которых звучал детский смех. Марии Андреевне было больно видеть счастливую и дружную семью родственников, когда от ее собственной осталось лишь пепелище.
Александр Григорьевич и вся семья были рады Маше. Они любили ее и в последнее время общались больше, чем с Гришей. Гостью усадили за стол, накормили. Всем было очевидно, что что-то стряслось, но никто не хотел на нее давить. Все ждали, когда она сама решится рассказать. Ее уговорили остаться с ночевкой.
Рано утром Машу разбудило щебетание птиц. Она выглянула в окно. Вид был сказочный. Солнечные лучи играли на пушистых хвойных лапах. Мария Андреевна вдруг ощутила спокойствие и благодать. Она решила прогуляться, пока хозяева спали, оделась и спустилась вниз. Александр уже пил кофе и читал газету. Ему было почти семьдесят, так что ему по возрасту положено было быть ранней птичкой.
– Маша, выпей чашечку кофе. Я составлю тебе компанию на прогулке, если не возражаешь. Спустимся к речке. Там волшебно сейчас!
Деверь не обманул. Машу поразила красота реки Оредеж и ее высокие красные берега. Она не могла оторвать глаз от этого завораживающего природного явления.
– Невероятно, не так ли?
– Красиво и зловеще одновременно, – вдруг выдала Маша, – словно пропитанные кровью склоны. Так бы и бросилась с них в реку!
– Маша, Бог с тобой! Что ты говоришь, – испугался Александр. – Что у вас произошло?
– Он угрожает судом! – Мария Андреевна заплакала. – Из-за денег на учебу. Я, наверное, все покрою из своих паев.
– Успокойся, пожалуйста. Мы не сделали ничего преступного. Мы лишь распорядились деньгами, которые оставил отец, точно по назначению, в полном соответствии с его волеизъявлением. Я докажу это в любом суде, если он посмеет пойти на это.
Александр звучал уверенно, и Маша немного успокоилась. Однако на самом деле ее мучил не возможный суд, а понимание, что отношениям с Гришей пришел конец. Возврата не будет. Надежды нет.
VIII
Гришины слова не были пустыми угрозами. Он действительно подал в суд на жену и брата за растрату средств, оставленных Григорием Петровичем на обучение его детей.
Детям было запрещено общаться с матерью, но поскольку сыновья уже были взрослыми людьми, даже младшему Пете исполнилось восемнадцать, заставить выполнить свой приказ он не мог. Иначе это грозило публичным скандалом. В итоге мальчики переехали к Марии Андреевне на Песочную. Гуля с семьей тоже освободили квартиру в соседнем доме на Биржевой. Мариэтта с Григорием остались одни.
На улице цвели парки и сады, одурманивая горожан весенними романтичными ароматами, а в душе Елисеева царил мрак. Предали все – брат, супруга, сыновья. Хорошо, что рядом были друзья, которые пытались поддержать, и любимая дочь.
Гриша перестал принимать приглашения на балы и другие светские мероприятия, но на вечер, устроенный Петербургской купеческой управой в честь принятия новых членов, Кобылин убедил его пойти. Григорий согласился скрепя сердце. Такие приемы обычно не бывали веселыми или душевными, но в этом был его долг как одного из самых значимых выходцев из купеческого сословия.
Все началось, как всегда, с нудной формальной части. Много пустых, ничего не значащих слов. Гриша откровенно скучал. Он решил, что как только позволит приличие, он откланяется.
Вдруг его словно контузило. Он увидел ее. Пропали звуки. Остальных людей словно заволокло туманом. Она плавно шла к нему, как будто паря по воздуху. Богиня подошла и протянула руку. Григорий не мог пошевелиться. Кобылин локтем толкнул его в бок.
– Григорий Григорьевич, разрешите представить вам известного ювелира, Василия Васильевича Васильева, и его супругу, Веру Федоровну.
Гриша немного пришел в себя и поцеловал даме руку в шелковой перчатке. У него на лбу выступила испарина. Григорий был в шоке сам от себя. Раньше ничего подобного с ним не случалось. Пока Кобылин с Васильевым вели светскую беседу, Елисеев пытался собраться.
– Заезжайте в нашу ювелирную лавку, будем очень рады, – пригласил Васильев.
– Непременно! – пообещал Гриша.
– Да что на тебя нашло, право? – возмутился Александр Михайлович, как только чета Васильевых отошла. – Это же просто неприлично!
– Сам не знаю… никогда такого не было. Может, у меня удар?
– Для удара у тебя слишком заангажированный взгляд, друг мой! – рассмеялся Кобылин.
– Не выдумывай, – смутился Елисеев, – хотя нужно признать, что эта Вера Федоровна – необыкновенная женщина! Обрати внимание, к кому она ни подходит, все становятся красивее в ее лучах!
– Да-да, а в особенности ее супруг!
Всем окружающим, пожалуй, кроме Васильева, было очевидно, что стрела амура пронзила сердце Григория Григорьевича. Сама Вера Федоровна тоже заметила повышенное внимание со стороны известного купца, который к тому же был еще и импозантным мужчиной. Его реакция госпожу Васильеву не удивила. Она была дамой привлекательной, элегантной, с мечтательным взглядом очаровательных глаз. Все в ней было грациозно в высшей степени. Мужчины легко теряли от нее голову. Весь вечер Гриша любовался ею, ее плавными движениями в танце.
Вопреки своему первоначальному желанию Григорий остался до конца вечера, дождавшись, пока не ушли Васильевы.
Возвращаясь домой, он отпустил свой экипаж и прогулял всю ночь вдоль каналов Петербурга. Что может быть романтичнее белых ночей? Григорий понимал, что он не уснет. И не из-за того, что на улице светло, как днем. Его разрывало изнутри. Он думал о ней. О Вере. Его постигло доселе неизведанное ощущение. Машу он когда-то любил, но совсем по-другому – как друга, родную душу, как мать своих детей. Чувство, с которым он встретился теперь, было новое, незнакомое, глубокое. Это была бурлящая смесь восхищения, страсти, поклонения, желания обладать. Его накрыло девятым валом эмоций. Елисеев всегда считал себя практичным человеком, не особенно способным на романтичные безумия. В ту ночь он сам себя не узнавал.
IX
Наваждение не рассеялось вместе с утренним туманом. Неожиданные чувства к замужней женщине, в которых не было ни зерна рациональности, продолжали одолевать Григория.
Гриша умылся, переоделся в чистую шелковую сорочку и отправился завтракать к «Кюба». Нужно было дождаться приличного времени, чтобы явиться к Васильевым в лавку. Ему не терпелось увидеть женщину своей мечты. Все остальное померкло, перестало быть интересным. Он выпил чашку кофе, затем еще одну. Аппетита не было. Елисеев заказал бокал шампанского, чтобы немного унять волнение. Наконец он решил, что ювелирная лавка уже должна быть открыта и хозяева проснулись после вчерашнего вечера.
На ватных ногах Гриша зашел в небольшой магазин Васильевых, который располагался на первом этаже, под их квартирой. Радостно звякнул колокольчик, сообщая о госте. Приветственно зачирикала птичка в клетке. В лавке чувствовалась женская рука – все помещение утопало
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
