– Какой день сегодня хороший! – Один из десантников раздвинул тарелки и поставил канистру с акватикой прямо на стол. – Поди, и трансляцию сегодня посмотрим, а? Дым, ну чего там? Прямой канал будет?
– А почему за ногу? – спросил Рэм. – Чтобы ему стыдно было?
Десантники захохотали.
– Вообще-то, если человека вниз головой повесить – он тоже сдохнет, – просмеявшись, пояснил Демис.
Дым нахмурился:
– Чего смешного нашли? Если казнь выглядит странно, это не значит, что она в шутку.
– Мучиться будет дольше, если за ногу…
– Ну, так там и парней погибло достаточно, чтобы помучился, – пожал плечами Демис. – Я бы его вообще в его же моче сварил!
– А зачем? – удивился Рэм.
– Скелет потом собрать можно. На память, – пояснил Демис. – Хороший такой скелет получается.
– Ничего! – Стак хлопнул Демиса по плечу. – Он и повисит тоже красиво!
– Ну, что? – Дым поднял кружку. – За красиво висящий труп Римова?
* * *
– И о чём вы с ним говорили? – Астахов снял китель и укрыл сопящего Валенштайна.
Сержант по личному составу сладко спал в кабинете Марвина на сдвинутых креслах.
Хантер донёс до него мысль, что сегодня у ребят было боевое крещение и за это обязательно надо выпить. Акватики.
Вальдшнеп выпил. Стакана как раз хватило.
Сам Марвин ушёл в ангар. Хотел лично принять шлюзовую камеру после ремонта.
Астахов и Хантер не стали его ждать, открыли коньяк.
Бутылка была красивая, чёрная, из настоящего стекла. Вместо пробки топорщила гребень петушиная голова, а горлышко украшала целая связка печатей, уверяющих, что коньяку уже сто лет.
– Ты не поверишь, – Хантер безжалостно свернул «петуху» голову и разлил благородный напиток по бокалам. – Про ферму. Мы с ним раньше пересекались на грунте. Мельком. Он меня узнал. И досье на меня глянул. А отец у меня был фермером.
– Ну и как он тебе? – Астахов расчистил на столе место для закуски.
Жестоко было заставлять Валенштайна пить акватику на голодный желудок. Зато эффективно, тут с Хантером не поспоришь.
– Зверюга дикая, – поморщился десантник, читая надписи на бутылке. – Неужели настоящий коньяк?
– Ты ж и принёс.
– Дарёный. Я не смотрел.
– Пахнет хорошо, – согласился Астахов. – Волнительно так, словно мне снова двадцать, и мы сидим в ресторанчике в Готто. Ночь, ресторан парит над спящим городом, и морем пахнет…
– Морем? Откуда в городе чиновников – море? – удивился Хантер.
– Оно рукотворное. Но красивое.
– Север ваш – как паноптикум в погрузочном ангаре. Всё-то там рукотворное, – усмехнулся десантник. – Настоящее море лучше…
– Ты недорассказал, – напомнил Астахов.
Спорить о Севере и Юге было смешно. Как защищать Север, если тебя оттуда турнули?
– А чего там рассказывать? Все кишки от него выворачивает. Поверишь – никогда никого не боялся, а тут – страх. Животный, липкий. Как будто он и не человек вовсе. Причём не всегда так. Он как-то генерирует этот страх. Посмотрел на меня, кишки вынул и улыбается. И всё схлынуло. Как волной слизало с песка. Смотришь: а вроде уже нормальный мужик. Молодой очень. И выглядит как ледяные экзоты – высокий, широкоплечий, белобрысый. Черты лица правильные. Может, и не вылитый Локьё, но похож. Я его на грунте издалека видел. В доспехах, в кровище – не бросилось так в глаза. А тут – в компрессионке, чистенький, улыбается. Огромного роста, тяжёлый, но гибкий. Натуральный экзот. И страх от него такой… Как от нечисти, что ли? – Хантер вздохнул, помотал головой, словно пытался забыть, вызванное из памяти. – Давай-ка за нас, за живых?
Он поднял бокал.
Астахов пригубил, покатал во рту коньяк – было и вправду неплохо. Может, и не враньё про сто лет?
– Капитан подарил? – спросил он.
Хантер кивнул, выпил и тут же налил по второй.
– Велел передать мне. Я бы не взял.
– А за что?
– Трёхгородье мы всё же зачистили. Хоть и со второй попытки. Он вроде бы без шуток посетовал, что нас тоже пришлось задержать. Но сажали всех, без разбора. Хорошо, у нас тяжелораненых не было. Извиниться-то он извинился, но проверяли всех очень жёстко.
– Машинами?
– На «Персефоне» – нет, про остальное не знаю. На крейсере были два экзота из храма Матери. Эйниты, знаешь?
Астахов покачал головой.
– Секта такая. В балахонах. С браслетиками ихними. Мужчина и женщина. Никогда так близко не видел. Коней мне перепугали. У них привычки нет, чтобы тебя наизнанку выворачивало. Жуткие ощущения.
Астахов покачал головой:
– Другому бы – не поверил.
Хантер развёл руками.
– Есть у нас и такое. С огнём играются. Как-то же Мерис справляется с ним… – он задумчиво повертел бокал, понюхал. – Вздрогнули?
Астахов поднял бокал но пить не спешил.
– Ты не гони. Куда мы торопимся? Давай Марвина подождём?
– И ему хватит.
– А может, Мерис – и сам такой же? – предположил Астахов. – Мутации на Юге – штука необратимая. Генконтроль сюда даже не лезет.
– Не скажи. Мне нашептали, что несколько раз бумаги приходили на этого Пайела. От Генконтроля. Но Мерис его не отдал.
– Так может, этим и держит?
– Может. Но тогда это цепь. И если она порвётся, то он ему такое небо в сапфирах устроит. Если бы ты на него глянул, ты б меня понял сейчас.
Хантер посмотрел коньяк на просвет.
– Я видел его, – признался Астахов. – Я его ещё по Северному крылу знаю. Если это он, конечно.
– То есть? – Хантер даже оторвался от разглядывания коньяка.
– Я знал сержанта. Второго пилота, который служил в Северном крыле с командующим. Мне кажется, это он.
– С Макловски служил? – коньяк был забыт.
История ссылки командующего наземной армией Юга лендсгенерала Макловски была запутанной и даже половины тайн до сих пор не раскрыла.
– Да, – кивнул Астахов. – С Макловски. Когда его сослали на Север. Фамилия у парня тогда другая была, но рожа – очень приметная. Я на Севере только в депах читал про ледяную аристократию, не мог сообразить, кого же он мне напоминает.
– Так может, не он? – Хантер был полон скепсиса.
Спецон славился таинственными биографиями и сменой личин.
– А про фермеров вы с ним как говорили? – спросил Астахов. – Со знанием дела?
Хантер подумал и кивнул.
