новое озарение.
Я осторожно тяну ручку передней двери автомобиля. Дверь беззвучно приоткрывается: брелок системы бесключевого доступа в кармане у Виллнера как раз рядом. Брелок сработал бы с любого места в гараже – радиуса действия хватило бы.
Виллнер медленно встает на одно колено.
– Прячетесь за багажником? – непринужденно спрашивает он. – Я не играю, приятель. Вы делаете хуже всем нам. А ведь она продолжит вас лечить, несмотря ни на что. Мир ее не заслуживает.
Виллнер поднимается на ноги и идет к багажнику. Я слышу, как он удивленно охает, наконец-то увидев одиноко лежащую канистру.
– Ах, вот оно что! – сам себе говорит Виллнер, глядя на предмет, необъяснимым образом выпавший из закрытого шкафа. Его подозрения перерастают в уверенность. – Ну, это уже перебор!
Виллнер идет к задней стене гаража, а я как можно тише пробираюсь на водительское сиденье. Стараясь дышать ровно, кладу руки на руль и дрожащим пальцем жму на кнопку зажигания. Автомобиль оживает. В зеркале заднего вида я вижу, как Виллнер резко разворачивается и с выпученными от изумления глазами и открытым ртом смотрит на машину, словно собирается что-то сказать. Я врубаю задний ход и втапливаю в пол педаль газа.
Истерично орет парктроник, колеса с визгом крутятся назад, машина на полном ходу врезается в Виллнера. С громким хрустом он припечатывается спиной к стене гаража, а лбом влетает в заднее стекло автомобиля. Ехать мне уже некуда, но я еще сильней жму на газ, а сзади, корчась от боли, хрипит Виллнер.
– Пожалуйста!
Я переключаю скорости и отъезжаю вперед, слегка стукнув передним бампером противоположную стену. Виллнер падает, затем медленно пытается встать, но ноги его не держат. Он поднимает руку. Я вижу в зеркале его умоляющие глаза.
– Пожалуйста…
Снова врубаю задний ход и с силой давлю на газ. Внедорожник приближается к распростертой на полу фигуре. А дальше глухой стук, влажный хруст и тишина, нарушаемая лишь ровным гулом двигателей «De Anima».
Я больше не в силах сдерживать эмоции: все мои попытки сопротивляться, которые были жестоко подавлены, вся несправедливость, которую мне пришлось вынести, вся накопившая ярость прорываются в наэлектризованной тишине утробным ревом. Вулканическое извержение вышедших из-под контроля чувств, словно катарсис – я без сил роняю голову на руль.
Потом с трудом вылезаю из автомобиля и, пошатываясь, иду к канистре, которая лежит в полуметре от безжизненных пальцев Виллнера. Ставлю канистру. Слышно, как внутри булькнуло горючее. Медленно откручиваю крышку и, морщась от едкого запаха, снова кладу канистру на бок.
Густая, отливающая перламутром жидкость медленно льется на пол, растекается под внедорожником, пропитывает одежду Виллнера. Помню его слова, когда мы однажды в полночь сидели на лужайке возле Призмолл-хауса. Он сказал, что я даже не представляю, каково это – свобода действий и никакого чувства вины. Пожалуй, Виллнер был прав. Я бы не смог жить без чувства вины. Даже за все, что сделал сегодня. Вряд ли мне когда-нибудь захочется такой жизни.
Зато о следующей части своего плана я точно не пожалею. Я надеваю на немеющую руку несколько спасательных жилетов и двигаю их к плечу. Кое-как открываю бардачок, достаю оттуда синий коробок спичек и ковыляю на выход из гаража. Стоя на пороге, я зажимаю спичку в зубах, а коробок держу в дрожащих руках. Лишь с третьего раза мне удается собрать остатки координации и зажечь спичку. Я подношу ее к коробку и, когда он вспыхивает, бросаю его вглубь гаража.
Пары горючего вспыхивают мгновенно. Огненный столб взвивается до потолка. С трудом передвигая ногами, я шагаю в коридор и поднимаюсь по лестнице. Седативное все сильнее сковывает движения, но горячее дыхание разгорающегося пожара гонит вперед.
Добравшись до салона, я сталкиваюсь лицом к лицу с Коделл. При виде меня она изумленно застывает с фонарем в руке. Пламя еще не вырвалось из гаража, однако из коридора сюда уже пробираются черные клубы дыма и начинают заволакивать салон.
– Что вы натворили? – Она смотрит на меня с ужасом. – Где Виллнер?
Я падаю на ближайший кожаный диван совершенно без сил. Коделл делает пару шагов в сторону гаража, видимо, предполагая, что там остался Виллнер.
– Не надо, – бормочу я. – Вы ему уже ничем не поможете.
У нее вытягивается лицо. Доктор не произносит ни слова, в ее глазах видны тоска и боль. У Коделл перехватывает дыхание, из горла вырывается сдавленный всхлип. Я смотрю на доктора и, видя, как тает ее маска невозмутимости, не ощущаю ни вины, ни радости. Вскоре моя отяжелевшая голова клонится вниз, взгляд падает на кофейный столик.
– Что вы наделали? Что вы наделали?! – Коделл старается перекричать все более громкий треск пламени.
– Я не знал, на сколько меня хватит, – бормочу я, проваливаясь в забытье. – Если бы я сейчас отрубился, а яхта продолжила бы идти… проснулся бы я уже на острове. И даже без Виллнера вы продолжили бы меня лечить. Ковырялись бы в моих мозгах до бесконечности.
– Мы пытались вас спасти! – орет Коделл. – Мы делали все ради вашего благополучия! Вы безмозглое чудовище! Курс терапии был окончен! Вы поправились! Мы вернули вас к жизни, а вы…
Доктор осекается, не в силах произнести вслух жестокие слова о смерти Виллнера. По тому, как слегка сжались губы Коделл, я вижу, что ей тяжело принять этот факт.
– Это уже неважно. Мы не вернемся, – с трудом произношу я. – Вызывайте береговую охрану. Пусть забирают нас на Большую землю.
Коделл буравит меня взглядом, полным чистой, незамутненной ненависти. Ее не способен отвлечь даже мощный взрыв автомобильного аккумулятора, от которого яхту ощутимо качнуло, а в салоне повеяло жаром пламени.
– А если я откажусь? – с вызовом говорит Коделл.
У меня закрываются глаза.
– Тогда мы погибнем… – сипло отвечаю я. – Вдвоем. Во имя принципа. Как романтично.
Я бью Коделл ее же собственным оружием, но не вижу ее реакции. Я балансирую на самом краешке сознания, не зная, что выберет доктор. Мне вдруг становится страшно. А вдруг это на самом деле конец и завтрашний день для меня уже не настанет?
Перед тем, как провалиться в темноту, я слышу, как доктор Элизабет Коделл поднимается на капитанский мостик. Затем до меня доносится ее голос и шипение радиоэфира.
– Спасибо, – шепчу я и под ее громкие просьбы о помощи и треск пламени ухожу в небытие.
7 февраля
Глава 42
Я просыпаюсь в знакомом прохладном помещении. Наверху клетки потолочных плит. Яркий свет безжалостно бьет в сонные глаза. Я лежу в больничной рубашке,
