рядом смутно различимый монитор и длинная, от пола до потолка, занавеска. Собравшись с силами, я приподнимаю свинцовую голову и оглядываюсь. Взгляд никак не фокусируется: занавеска выглядит как бесформенное цветовое пятно – словно два облака, голубое и жемчужно-белое, медленно сливаются друг с другом.
Посреди расплывчатого пятна, которое я вижу вместо занавески, постепенно возникают оранжевые пузыри. Объекты медленно обретают четкие очертания: белые пятна оказываются облаками, синие – волнами. Передо мной вид на океан. Пузыри оранжевого цвета превращаются в яркие кораблики, нарисованные в мультипликационном стиле. Вместо окон капитанского мостика – пара овальных глаз, а на носовой части изображена веселая улыбка с ямочками.
Перевожу взгляд на монитор: квадратный короб с выцветшими наклейками. Дизайн, устаревший несколько десятилетий тому назад. Моя голова падает на подушку, в уголках губ играет едва заметная улыбка. Я нащупываю толстый, покрытый пластиком шнур и веду по нему пальцами, пока не нахожу кнопку вызова медсестры.
Несколько раз жму на кнопку и прислушиваюсь. Вскоре ко мне подходит санитарка.
– Чему вы сейчас смеялись?
Я удивленно вскидываю глаза на женщину за столом и медленно выпрямляюсь на покрытом пледом диване.
– Правда? Не заметил.
Доктор Данн с интересом ждет, что я отвечу. Я мельком смотрю в окно кабинета, расположенного в районе Белгравия, и снова перевожу взгляд на доктора.
– Честно говоря, это было не смешно, просто санитарка сообщила мне, что моя подруга в порядке. Она, разумеется, имела в виду Коделл. Меня заверили, что о ней заботятся. Тогда я спросил, что произошло. Очевидно, нас с Коделл обнаружила в воде береговая охрана. Оказывается, если человек в спасательном жилете лишится сознания, то, скорее всего, погибнет. Он не сможет держать голову над водой и перевернется.
Я потрясенно замолкаю, вспоминая последнюю фразу санитарки.
– Получается, двадцать минут, пока не подошел катер береговой охраны, доктор Коделл держала меня головой вверх, не позволяя перевернуться! – Я с трудом подавляю смех при мысли об абсурдности ситуации. – Она держала меня, чтобы я не утонул. До самого конца боролась за мою жизнь.
– А что вы сказали санитарке?
– Кажется… – Я вспоминаю бесславный конец захватывающей истории. – Я попросил вызвать полицию.
Две недели миновало с тех пор, как меня вытащили из воды и срочно доставили в больницу прибрежного города в Северном Уэльсе. Через час туда примчались полицейские. Собрав последние силы, я пересказывал свои злоключения в Призмолл-хаусе. Два офицера сосредоточенно слушали мои показания, медленно осознавая, что к такому совершенно не подготовлены. Прибыли еще несколько полицейских. Всех поразила чудовищность моего рассказа. Наконец появились сотрудники в штатском, которые выслушали меня с непроницаемыми лицами, а потом обещали предоставить защиту, если Коделл станет мне угрожать.
На следующий день приехала мама с нашим корпоративным юристом, который проконсультировал меня насчет ответственности за смерть Уильяма Виллнера. К тому времени полицейский катер добрался до Призмолл-хауса, и с помощью вещественных доказательств того, что меня удерживали против воли, начало складываться мое дело о необходимой обороне.
После того, что случилось на «De Anima», больше я доктора Коделл не видел, хотя предстоящие в скором времени уголовные и гражданские процессы неизбежно сведут нас вместе. Интересно, чувствует ли себя доктор в ловушке, как когда-то чувствовал себя я? Свобода, которую она так ценила, теперь недосягаема. А моральные нормы ее надзирателей настолько отличаются от ее собственных, что это способно свести с ума.
Поправился я довольно быстро. Примечательно, что за короткий срок, в течение которого меня наблюдали в больнице, врачи пришли к поразительному заключению: несмотря на зверства, которым меня подвергали в Призмолл-хаусе, я вернулся оттуда в лучшей физической форме, чем был до того. Хотя мое душевное состояние вызывало массу вопросов, причем большинство – философского характера, в одном пункте никто не сомневался: дольше держать меня в больнице не имело смысла.
Через четыре дня после того, как я пришел в себя, мама вернулась в Лондон. А меньше недели спустя я отправился следом. В квартире царила чистота, кровать была застелена свежим бельем, из холодильника убрали все скоропортящееся. Насладившись умиротворяющей тишиной собственного дома, я стал просматривать огромную кипу конвертов, громоздящуюся на боковом столике. Часа два я перебирал почту, раскладывал важные письма по папкам. Признаю, мне было приятно расквитаться с этим делом.
– Волнуетесь?
– Простите?
– Перед возвращением на работу, – поясняет доктор Данн. – Вы очень боялись выходить в офис после отпуска в связи с кончиной супруги.
– Боялся, и еще как, – улыбаюсь я, вспоминая свои прошлые переживания. – Но теперь я уже не волнуюсь.
– Совсем?
– Совсем.
– Тогда почему вы назначили сессию на утро перед первым рабочим днем? – осторожно интересуется доктор Данн.
– А это не сеанс психотерапии, – спокойно и честно отвечаю я. – Это запоздалое извинение.
– Вы извинились полчаса назад. – Доктор сверяется с часами на столе. – Вы точно ничего больше не хотите мне сказать?
Под ее пристальным взглядом я прислушиваюсь к своим ощущениям.
– По правде говоря… нет. Я благодарен вам за помощь, но больше в ней не нуждаюсь. Я чувствую себя прекрасно.
Я вижу, что доктор Данн мне верит. Или, по крайней мере, видит, что я свято верю в собственные слова.
– Вы все еще носите в себе опыт пребывания на острове, – продолжает она. – Точно не хотите поделиться этим грузом?
– Я справлюсь, – отвечаю я, с удивлением отмечая в своем голосе давно забытую уверенность. – Да и вообще, к кому обращаться, если страдаешь от дикой фобии психиатров?
Доктор Данн не смеется.
– Артур, то, что было на острове, к психиатрии не имеет отношения, – возражает она. – Это нарушение прав человека. Я понимаю, почему предложения Коделл тогда казались прорывом. Она обвиняла современную психиатрию в ущербности, медлительности и неэффективности, но… Нельзя просто взять и починить систему такой невероятной сложности! Исцеление души требует уважения, компромисса и бережного отношения к пациенту. И я переживаю за вас, Артур! Очень переживаю.
– Что ж, спасибо за предложение. Я подумаю, обещаю.
– Договорились, – подводит итог доктор Данн. И тут ей в голову приходит неожиданная мысль. – Часто о ней вспоминаете?
– О докторе Коделл?
– О Джулии.
В кабинете повисает тишина. Я вдруг осознаю, что не произносил это имя уже пять дней. Я упоминал жену в контексте судебного заявления, и только.
– Нет, я бы так не сказал, – признаюсь я. – Зато мои воспоминания все еще со мной. И я могу обратиться к ним в любой момент.
Я быстро перекусываю у метро «Виктория», еду до «Вестминстера», делаю там пересадку и выхожу на «Кэнари-Уорф». Лифт возносит меня на тридцать первый этаж. Двери открываются, и я слышу нестройные аплодисменты. Я прохожу к нашей
