чем ты там удивить можешь, а чтобы прощупать способности девчонки. Так вот, у нее чрезвычайно мощный дар Тьмы. Сильнее твоего раз в десять, не меньше. Однако он… как бы так выразиться — в общем, заточен в яйце. Окружен толстенной скорлупой страха, через которую удается пробиться лишь крохотным тоненьким щупальцам — и то лишь по очень большим праздникам. К чему я вообще все это говорю. А к тому, что ты можешь без малейшего труда повлиять на ее разум. Просто подчини ее и заставь делать все, что нужно. Что в этом такого, в конце концов? Ты же не в постель потащишь, а просто прикажешь свести с Фродгаром — только и всего. Действуй, времени в обрез».
— Кажется, понял, — после затянувшейся паузы ответил я. — Что на самом деле не умею манипулировать людьми. От слова совсем.
— Это как? — насторожилась девушка.
«Что ты несешь? — насторожилась другая».
— Не умею подчинять своей воле, хотя имею на то все средства. Не умею давить и принуждать. Интриговать за спиной. Использовать ради личной выгоды. Хотя порой это жизненно необходимо.
Великанша облизнула пересохшие губы и с вызовом шепнула:
— Докажите.
— Возьми ложку и постучи себе по лбу. Только легонько.
Видимые лишь мне теневые жгуты пронзили виски йотунши и оплели позвоночный столб в основании черепа — так, чтобы Фрида сохранила частичный контроль над органами чувств и могла сама все увидеть. И несмотря на распахнутый рот и глаза по пять рублей, она покорно выполнила приказ.
— Убедилась? — ложка выпала из ослабших пальцев. — Я бы мог заставить тебя сделать все, что угодно. Но не поступил так, потому что иначе воспитан. — Встал и медленно пошел к выходу. — Приятно было познакомиться, госпожа. Но мне придется искать иной способ вернуть избу.
Туфля уже занеслась над порогом, когда сзади раздался резкий скрежет ножек и возглас:
— Постойте!
Я обернулся — Фрида стояла, как перед схваткой, тяжело дыша и сжимая кулаки.
— Я согласна. Теперь мой ход — как и договорились.
«Вот же балабол, — усмехнулась полудница. — Манипулировать он не умеете, ага. Да ты манипулятор, каких поискать!».
— Тогда рассказывай, — вернулся за стол.
— Язык отсохнет все перечислять, — брюнетка опустила голову, но тут же вскинула подбородок и сверкнула очами. — Поэтому выбираю желание.
Неожиданный поворот, но повышение ставок — это всегда интересно. А тут, похоже, леди и вовсе отважилась пойти ва-банк.
— Уверена?
— Да, — процедила сквозь стиснутые зубы — примерно так храбрятся дети в кресле стоматолога.
— Я ведь могу пожелать что угодно.
— Но в рамках приличия.
— Рамки приличия у всех разные, — я подмигнул. — У меня, например, весьма широкие.
— Сказала же — согласна, — в голосе неуловимой тенью скользнуло то, что я уже и не рассчитывал услышать — уверенность и злость.
— Ну, сама напросилась, — указал на лежащую подле спутницы ложку. — Сломай.
— С-сломать?
— Да.
— Это какая-то издевка?
— Нет. Я хочу, чтобы ты просто сломала ложку. Голыми руками.
Фрида сглотнула и взяла прибор большими и указательными пальцами. Осторожно попыталась разломить, но вырезанная из дерева ложка с круглой в сечении ручкой никак не поддавалась. Точнее сказать, она слегка прогибалась, а порой и гнулась до треска — когда великанша жмурилась чуть ли не до слез, но наотрез отказывалась сломаться. После трех попыток спутница положила ее на стол и смахнула пот со лба.
— Не получается. Кажется, я совсем ослабела.
Я взял свою и одним движением разломал надвое. Куски с гулким стуком упали в тарелку, а я развел руками — мол, ничего сложного.
— Попробуй еще раз.
Фрида попробовала — крутила и так, и эдак, и проклятое древко даже треснуло в паре мест, однако на этом все потуги закончились.
— Не понимаю… Мой отец подковы гнет, а я…
— А ты боишься, — новые обломки приземлились рядом с первыми. — Боишься оплошать настолько, что предпочитаешь вообще ничего не менять. Вся твоя жизнь — как эта ложка. Ты пытаешься подстроить ее под себя, но как только встречаешь сопротивление, сразу же ослабляешь нажим. Потому что думаешь — а вдруг не получится? Вдруг все это тщетно? Вдруг я сделаю только хуже?
— Я всегда делала только хуже… А папа потом ругался.
— Ты уже давно не ребенок. Что твой папа тебе сделает — накажет? Это несерьезно. Перестанет общаться? Да он и так уже справился. Выпишет из наследства? А какой в нем смысл, если ты побоишься им распорядиться? Тебе нужно выйти из его тени. Перестать каждый раз воображать, а что сказал бы папа. Или ты начнешь жить своей жизнью, или навсегда останешься в чужой. Потому что именно в глазах отца ты неумеха и бестолочь. А кто ты на самом деле?
— Я… — она шмыгнула. — Не знаю.
— Ты — дочь великой северной ведьмы. Думаешь, Фродгар влюбился в нее, потому что она ложку сломать боялась?
Йотунша слабо улыбнулась и заправила за ухо прядь.
— Знаю я таких дельцов. С товарищами — что медведи, а дома сразу ныряют жене под каблук. Просто представь, что отец больше никогда тебя не накажет. А если даже попытается, все его подначки и уколы разобьются о твою душу, как стрелы — об колдовскую броню. Представь — и действуй, как посчитаешь нужным.
Раздался громкий хруст. Фрида вздрогнула от звука, но успокоилась, когда увидела в руках располовиненную ложку.
— У меня… получилось.
— У тебя все получится. Главное — не отступай от цели и ничего не бойся.
— И я… даже смогу победить Эллан?
— Ты можешь победить кого угодно. У тебя давно есть меч — причем весьма достойный. Осталось лишь вынуть его из ножен.
Входная дверь со скрипом отворилась, и в помещении вошли Эллан и Лелис.
— Фрида, ты в порядке? — атланта с презрением осмотрела беспорядок. — Мы услышали шум и решили проверить, не натворили ли твои дружки беды.
— И оказались правы, — кивнула эльфа. — Китежане только пить и драться умеют. Не понимаю, зачем ты с ними связалась.
— Ты за язычком последи, ушастая, — набычилась Яра.
— Рот закрой, холопка, — заступилась за подругу Эллан. — Иначе быстро научу, как подобает обращаться с благородными.
— Ну, давай, — полудница шагнула вперед. —
