он не мешает мне лежать. Боль, когда это произошло, была шокирующей, сначала почти как электричество, а потом горячая пульсация. Сейчас она притупилась, благодаря тому, что Пейсли ухаживала за мной.
Интересно, как долго она будет отсутствовать? Наверное, мне пора одеваться. Однако, глядя в окно на мерцающий голубой океан, нелегко заставить себя встать. Не вечно же мне любоваться этим видом. Я проведу еще несколько минут, наслаждаясь им, а потом оденусь.
Мы на острове уже три дня, а я до сих пор не могу понять семью Пейсли. Трудно сказать, чего именно, но им чего-то не хватает. Может быть, сплоченности? Они похожи на спутники, существующие на одной орбите, но никогда не соприкасающиеся. Я всегда понимал, что люди могут быть богаты по-разному, а теперь на собственном опыте убедился, что значит иметь денежное богатство, но испытывать недостаток в любви, принадлежности и принятии.
Это не та тема, о которой я люблю думать, но даже с моим отцом…
— Привет, — раздается мягкий, неуверенный голос.
Я улыбаюсь, прежде чем мои глаза встречаются с ее глазами.
Пейсли стоит в открытом дверном проеме. Ее волосы завязаны на макушке, неаккуратно уложенные, все еще разметанные ветром и спутанные после пляжа. Она не привела себя в порядок перед тем, как отправиться на встречу с сестрой. Она заботилась только обо мне.
— Как ты себя чувствуешь? — Пейсли тихонько закрывает за собой дверь. Она нервно прикусывает уголок нижней губы, но ее глаза озорно пляшут.
— Ты не оделся? — спрашивает она, подходя ближе.
Я опускаю взгляд на полотенце.
— Я думал, что у меня есть еще немного времени до твоего возвращения. Если хочешь принести мне одежду, я оденусь.
Вместо того чтобы идти в ванную за моими вещами, Пейсли подходит к кровати. Она устраивается на краю, сидя так же, как я сидел вчера утром, когда принес ей кофе.
— Можно? — протягивает она мне руку, пальцами касаясь моей лодыжки. — Просто хочу проверить пациента.
Я переворачиваю правую ногу так, чтобы она могла видеть красную линию. Она втягивает воздух сквозь зубы при виде этого.
— Моя бабушка оставила крем, если хочешь, — Пейсли похлопывает по карману своих шорт. — Я забрала его перед тем, как прийти сюда.
— Может быть, позже, — отвечаю я, потому что в данный момент я бы предпочел не чувствовать лекарственный запах.
— Мне ужасно жаль, что это случилось с тобой, — говорит она, ее голос на грани шепота.
— Это всего лишь укус медузы. Могло быть и хуже.
— Правда. Тебя могли бы сделать евнухом.
Уголки моего рта кривятся, когда я пытаюсь не рассмеяться.
— Ему повезло, что я остановился на этом.
— Приятно знать, что ты не против средневековых методов пыток.
Подперев кулаком подбородок, она спрашивает:
— Что он сказал?
Я бы предпочел не говорить ей, только потому, что не хочу видеть, как ее лицо впитывает это. Но я не собираюсь лгать.
— Он сказал, что мы с ним оба, — мои пальцы поднимаются для воздушных кавычек, — «занимались тобой».
— А-а-а, — она кивает, выглядя ошеломленной. — Значит, он активизировался и решил быть суперкрутым.
Ее язвительный комментарий вызывает у меня смех. Я рад, что она не расстроилась.
Пейсли пересаживается на пятки, сгибает колени и прижимает бедра друг к другу.
— Я не удивлена, что ты прискакал на своем белом коне и галантно сражался за мою честь.
Ее ладони сцепляются, упираясь в расщелину, образованную ее ногами, и в выражении ее лица очевидна нежность, от которой у меня перехватывает дыхание.
— Клейн, — мое имя звучит на ее губах неровно, резко, как шелк по битому стеклу. — Ты был так добр ко мне с тех пор, как мы приехали на остров. И я почему-то знаю, что ты будешь продолжать быть хорошим по отношению ко мне и после.
Слово, которое мы постоянно используем. Хорошо.
Я открываю рот, чтобы заговорить, но все, что я хотел сказать, Пейсли прерывает, проводя кончиками пальцев по внутренней стороне моей левой ноги. Ее прикосновение проходит выше, встречаясь с подолом плюшевого полотенца.
Я сглатываю ком в горле, не зная, что делать или говорить.
— И я подумала, — продолжает Пейсли, проводя кончиком пальца по мышцам моего бедра, — что мне бы тоже хотелось быть с тобой хорошей.
— Ты и так, — бормочу я. — Каждый из нас выполняет свою часть сделки.
Я знаю это, потому что регулярно просматриваю аккаунт, вижу фотографии и подписи к ним, которые создает Сесили.
Пейсли гладит меня по бедру. Мои брюшные мышцы скручиваются, кровь приливает к той части тела, которую я почти идеально контролирую, когда нахожусь рядом с Пейсли.
Сквозь бахрому золотистых ресниц ее взгляд падает на меня. Она выглядит уязвимой и неуверенной, и, когда я вижу, что Пейсли не уверена в себе, у меня щемит в груди. Не знаю почему, но это так.
Она высовывает кончик языка и проводит им по верхней губе.
— Это не входило бы в нашу сделку, — один уголок ее рта приподнимается в однобокой улыбке. — Это было бы частью нашей новой сделки. Нашей веселой сделки.
Мое сердцебиение учащается.
Пейсли поднимается, все еще стоя на коленях, но уже не сидя на пятках.
— Клейн, что скажешь? Позволишь ли ты мне быть хорошей? Помочь тебе хотя бы ненадолго забыть о своем укусе?
Укус? О, точно. Все эти разговоры, это напряжение вытеснили укус и боль от него на задворки моего сознания. Но при упоминании Пейсли об этом моя нога начинает гореть еще сильнее.
Я не хочу, чтобы Пейсли делала со мной что-то из чувства вины. Или что-то еще, не связанное с ее желанием.
Откинувшись на гору подушек, я кладу два пальца ей под подбородок и выравниваю наши взгляды.
— Пейсли, я знаю, что эта неделя была для тебя тяжелой в эмоциональном плане, и я не хочу, чтобы ты…
Она качает головой, и от этого крошечного движения ее беспорядочный пучок подпрыгивает.
— Дело не в этом, Клейн. Это то, что я хочу сделать. Я уже, — ее челюсть сдвигается под моим прикосновением, когда она прикусывает нижнюю губу, — думала об этом.
Из всех слов, которые, как мне казалось, могли сегодня прозвучать из уст Пейсли Ройс, это признание не было одним из них.
— Я тоже думал о тебе. В этом смысле, — из меня вырывается короткий смешок. — Во всех смыслах.
Пейсли ухмыляется. Она двигает подбородком влево, разрывая мое прикосновение к ней. Ее ладони лежат на моих бедрах, тепло проникает под мою кожу. Ее руки скользят вверх, исчезая под полотенцем.
Мои мышцы напрягаются от ее мягких прикосновений в предвкушении.
— Ляг
