нет. Потому что она по натуре не была злобным человеком. Глупым, недалёким, незнающим жизнь, не умеющим выстраивать коммуникацию с людьми из других социальных слоев — это да. Но злобной Кристина не была. И, пожалуй, это один из немногих факторов, который делал нашу семейную жизнь относительно сносной.
— Кость, она не злобная, она — пустая, — заметила Лика, когда мы с ней спустя несколько лет вспоминали то знаменательное знакомство. А потом по уже устоявшейся традиции обсуждали мой брак и причины, почему я на него решился. Подростковый возраст сестры, на удивление, я всегда вспоминал с улыбкой. Я не помню каких-либо ссор и скандалов, не было со стороны Лики и подросткового бунта, но зато у нас было очень много разговоров по душам. Лика знала обо мне всё, без прикрас. Даже когда она не была согласна с моими решениями, она всё равно понимала причины, почему я так поступил. И не осуждала меня — это я знал совершенно точно. — И это хуже всего. Потому что пустой человек, как губка, впитывает то, что находится рядом с ним. Вот и она как губка. Сейчас ты с ней, и она живёт твоими интересами. А потом она увидится со своими дружками-мажорами, напитается их ценностями и бац — это уже совершенно другой человек! И что она выкинет и в какой момент вообще не понятно. Поэтому, извини, Кость, но мне она не нравится. И вряд ли я когда-нибудь проникнусь к ней тёплыми чувствами.
Как так получилось, что я оказался связан брачными узами с девушкой, с которой мы были будто бы с разных планет? За этот удивительный поворот в своей судьбе я обязан благодарить, как ни странно, моего младшего братца и отца Крис.
Прорваться на главный металлургический завод нашего города была задача со звёздочкой, даже если ты хотел получить должность простого рабочего. Дичайший отбор, включающий в себя несколько этапов собеседования и проверку службы безопасности. Но я не побоялся рискнуть. Я вообще с детства отличался умом и сообразительностью, и руки у меня росли из правильного места, и главное — я умел легко схватывать новую информацию и без проблем вливаться в любой коллектив. Уже потом, получая свою первую крупную должность, я понял, что всех моих замечательных качеств могло быть недостаточно, если бы братец стал «отжигать» и влипать в неприятности на пару лет раньше. Мою кандидатуру банально бы завернули безопасники. Но тогда звёзды сошлись для меня самым благоприятным образом.
Я довольно быстро освоился в отделе, выдвигал различные инициативы, не боялся говорить начальству, что можно усовершенствовать в рабочем процессе. Время от времени мне даже приходилось отстаивать интересы рабочих — язык у меня всегда был хорошо подвешен, поэтому на всякие переговоры обычно отправляли меня. Конечно, всё это помогло мне в довольно короткий срок завоевать авторитет. Даже те мужики, которые относились у нас к «старой гвардии», перестали смотреть на меня с ноткой снисходительности. Из наглого выскочки, который ещё недавно протирал штаны в универе, я сталсвоим. «Башковитый парень, который далеко пойдёт», так обычно говорил про меня начальник смены. Завоевывать женскую половину коллектива мне не было никакой надобности — это получалось само собой, без каких-либо усилий с моей стороны. Собственно, этот мой талант чуть меня и не погубил. Потому что, как оказалось, на последнем общезаводском корпорате я посмел посягнуть на святое — на Леночку, нашу новую кадровику. На которую уже давно пускал слюни начальник моего отдела Тарасов.
Старый хрыч так и не простил мне, что я обскакал его и уехал с корпората вместе с Ленкой. Не особо спасало положения и то, что никаких серьёзных планов на девушку у меня не было: так парочка встреч с интересным продолжением, и на этом всё. Но Тарасов своё фиаско воспринял довольно болезненно. Тот случай на корпоративе он запомнил, затаил злобу и решил ударить меня под дых в самый неподходящий момент — когда я пришёл к нему с очередным замечанием к рабочему процессу. Вопрос был критичный — те недочеты, что мы выявили вместе с начальником смены, могли привести к травмам на производстве. К очень серьёзным травмам. И поэтому мне нужно было добиться от Тарасова закрытия этого участка и срочного вызова экспертной и ремонтной бригады, чтобы как можно быстрее устранить все неполадки. Но старикан упёрся рогом и лишь презрительно усмехался мне в лицо, поглаживая свои седые усы, вальяжно развалившись в дорогом кожаном кресле.
— Знаешь, Захаров, если бы да кабы…
— Николай Семёнович!
— Сколько лет работали, всё нормально было, — скрестил он пальцы на своём жирном пузе и окинул меня тем самым снисходительным взглядом, от которого у меня каждый раз пригорало. Точно я был глупый, маленький ребенок, который требовал от умудрённого жизнью родителя очередную невозможную херню. — Хватит уже воду мутить! Что вы всполошились как бабы! Проверка полгода назад была и ничего не нашли. Ты как пришел к нам тебе вечно всё не так, и не то. Мы все стандарты и предписания соблюдаем. Как работали, так и будем работать. Ишь все какие нежные бл**ть стали! Тут тебе не Европа, Кость, и в жопу никто вам дуть не будет и роняя тапки исполнять каждое ваше грёбанное требование! И можешь своим профсоюзом меня не пугать! Ясно тебе, Захаров?!
— Вы понимаете, что там в любой момент может все нахер полететь! Там не только инвалидность можно получить, там вполне возможен летальный исход! Николай Семёнович, это подсудное дело! Это же люди в конце-то концов!! Вы что реально ничего не понимаете??! — я изо всех сил сдерживал себя, чтобы не перейти на крик. Ну вот нормально же всё объяснил, растолковал по каждому пункту, доказательства привёл. Что ему млять не так-то?!
— Галиев сказал, что всё нормально и можно работать! Значит пойдёте и будете работать!
— Вот пускай ваш Галиев встаёт там и работает, если ему вё нормально!! А не в кабинете отсиживается, как…
«Как и его тупое, трусливое начальство» — едва не сорвалось у меня с языка, но я вовремя сумел проглотить неуместное с точки зрения субординации сравнение.
— Рот закрыл! Сворачивай свой одиночный пикет и пи**уй делать то, за что мы тут тебе деньги платим! И это вовсе не сотрясание воздуха, Захаров! Свободен!!
А я как стоял на месте, так и остался стоять. И только в голове вихрем кружились картины — что может быть, если я сдамся и оставлю всё, как есть. Как любой из тех мужиков, с кем я тружусь
