девочку и включил на максимум свою фирменную стервозность. Да, кто-то явно напрашивается на курс мероприятий по перевоспитанию очень плохих девочек. Мысленно пробегаюсь по всем позам, которые подойдут для этих целей. Вариант номер два и номер мы с Лерой уже успели опробовать несколько дней назад. Память услужливо подкидывает мне её сладкие стоны. И если бы не тысяча километров, которые нас разделяют с сейчас… Чёрт, лучше бы, конечно, захлопнуть коробочку памяти. Как говорится, сейчас не время и не место.
Лера, Лера…
Вижу в отражении расплывшуюся по губам улыбку. Озорную такую, мальчишескую, искреннюю. Которую я уже не замечал на своей физиономии лет так… Я так сходу даже не назову цифру. Нет, я, конечно, улыбаюсь каждый день: для проформы, чтобы завоевать внимание, достичь поставленную цель или чисто из вежливости. Но чтобы вот так искренне, просто потому не могу себя сдерживать? Просто из-за какого-то дурацкого сообщения?
Да уж, а всё ещё более запущенно, чем я думал…
Прохожу на кухню, размещаюсь в главе стола. Лика, по традиции сидит в уголке, что-то строчит в своем телефоне с мечтательной улыбкой. Надо будет после ужина выяснить с кем это она переписывается. Интересно, это тот же дерзкий батан, который собирается поступать с ней вместе в один вуз, или уже «новый краш»? Если новый, прежде чем уехать, надо будет его пробить, а в идеале ещё и потолковать по душам. Лика, конечно, девочка с головой на плечах, причем с такой головой, которая я уверен с лёгкостью самостоятельно поступит в Бауманку, но она всё-таки девочка. А я не понаслышке знаю, что творится в голове у семнадцатилетних пацанов.
Мама наконец заканчивает разговор с Тинкой. Скользит по мне тёплой, согревающей улыбкой, которая тут же меркнет, стоит ей заметить, что я недостаточно рьяно приступил к поглощению пищи.
— Костик, ты ешь, давай. Чего сидишь, ковыряешься в тарелке? — запричитала мама, подсаживаясь рядом. — Я тебе с собой голубцов ещё положу, твоих любимых. Ты что-то совсем отощал — кожа да кости! Тебя Крися совсем что ли дома не кормит?
Не хочется шокировать мать, что «Крися» вообще-то никогда меня и не кормила за всё время нашего так называемого брака, так как банально не умела приготовить даже яичницу. А обязанности по готовке и уборке у нас выполняет приходящая прислуга. Эту тему я всегда мастерски обходил стороной, чтобы не расстраивать мать. К тому же, мама всё равно до конца не поверит, что такие жены в принципе существуют в природе — которым особо нет дела, накормлен муж или нет. Или ещё хуже — поверит и потом будет кататься ко мне каждый день на другой конец города с огромными сумками приготовленной домашней еды. А ей и так хватает о ком заботиться и переживать — и Тинка со своей семьей и Олежик отлично справляются без меня и постоянно подкидывают маме новые поводы для стресса.
— Кормит, — кратко отвечаю я, стараясь более активно работать вилкой.
— Мам, не «Крися», а «Крис», она же «Кристина Сергеевна», — ядовито протянула Лика, поправляя мать. — Ты лучше поаккуратнее, а то услышит и примчится к нам истерить из своего «элитного коттеджного поселка». Ну или Костику дома плешь проест. А оно нам надо? Котик, у тебя как там, лысина пока не наметилась?
— Нет, — буркнул я, с болью замечая, как мать обиженно поджала губы. Похоже, опять вспоминает первое знакомство со своей невесткой. Незабываемое вышло знакомство по всем статьям. Да я и сам, как вспомню, так вздрогну.
Глава 44
Моя мама — Светлана Антоновна под стать имени была светлым, добрым человеком и искренне была готова принять Крис. Но вот только самой Кристине это было не нужно. Просто, потому что моя семья абсолютно не вписывалась в её представления об «идеальной семье» мужа. Той, которую можно упомянуть в разговоре со своими приятелями, мимоходом перечисляя различные активы и регалии — названия известных компаний, которыми должны владеть родственники мужа, высокие должности в различных министерствах, ну или на худой конец публичность и количество подписчиков в соцсетях. Но ничего этого не было.
Был обычный старый дом, который требовал ремонта. Была простая, добрая женщина, которая положила всю свою жизнь на воспитание четырех детей. Была девочка с острым, пытливым умом, которая рано осталась без отца. Было ещё два ходячих недоразумения именуемые братом и сестрой, которые делали всё, чтобы пустить свою жизнь под откос. И был я, который каким-то чудесным, если не сказать фантастическим образом сумел шагнуть из грязи в князи. Но никогда не забывал кто я и откуда, не забывал свои корни и не собирался отказываться от своей «неидеальной» семьи.
Я никогда не забуду то выражение, которое проступило на лице Кристины, стоило нам припарковаться рядом с моим родительским домом. Удивление, потрясение, шок, неверие, отрицание и всё это было приправлено чуточкой презрения и брезгливости. В тот момент мне было даже смешно за ней наблюдать — Кристина была как ребенок, который наконец дорвался до заветной конфеты, а потом развернул её и понял, что та невкусная. Сомневаюсь, что нога Крис в дизайнерской туфельке когда-либо ступала по такому району, как наш — обычный частный сектор, с не самой благоустроенной территорией, старыми домиками и простыми людьми, которые всю жизнь честно трудились на местных заводах, но зачастую еле-еле сводили концы с концами. Кристине здесь было не место. Это был не её мир, а мой, но она не хотела даже опосредованно становиться частью этого мира.
Я никогда не забуду, как она бесцеремонно осадила мою мать, которая по доброте душевной при знакомстве назвала ее Крисей, но была тут же поставлена на место.
— Не надо так меня называть, — сказала она, нахмурившись. Я уже достаточно тогда изучил свою невесту, чтобы понять — она сказала так не со зла, а просто потому, была искренне изумлена такому ласковому прозвищу. Потому что привыкла к совершенно другому обращению — подобострастному, подхалимскому, да какому угодно, но не к тому, как назвала её моя мама. — Зовите меня Крис. Ну или Кристина Сергеевна… знаете, в компании моего отца все работники ко мне именно так обращаются.
Мне захотелось в тот момент ударить себя по лбу и сползти на пол от стыда, или отхлестать по щекам Кристину, чтобы она перестала нести ту чушь, что с каждым словом всё дальше отдаляла её от моих родных. Мне хотелось объяснить матери, что никакого злого умысла или высокомерия в словах её будущей невестки
