а она вступается за охранников, которые ее бы не жалели, получив приказ стрелять на поражение. Где твоя логика, малыш? Тебя прислали меня убивать.
Странно, но теперь, когда разгадка близка как никогда, я не испытываю ни оправданного гнева, ни остервенелой потребности выжать из нее недостающие факты. Мне нужен ее голос, улыбка, мне нужна она сама. Вся целиком со всеми ее коварными планами на мой счет. Безумие — осознать это только сейчас.
— Ты моя жена, детка, а все президенты мира нервно курят в сторонке, — беззлобно троллю свою девочку. — Я уже подъезжаю. Поговорю с твоим врачом и заберу тебя.
— Леон… — нерешительно начинает Алатея и пугливо осекается.
Она не собирается признаться и раскрыть карты? В груди снова саднит, по телу проходит волна неконтролируемой дрожи, легкие жадно поглощают кислород.
Тормози, малыш, мы оба пока к этому не готовы.
— Да, милая?
— Что ты на самом деле чувствуешь ко мне? — надтреснутым голосом спрашивает Тея. — Кроме того, что ты уже сказал. Про семью я поняла, но мне нужна конкретика.
Черт, она словно посмотрела мои мысли. Чувствует меня на расстоянии, или я на пустом месте придумываю то, чего нет и быть не может?
— Давай поговорим об этом с глазу на глаз.
— Нет, сейчас! — упрямо настаивает Тея.
— Что за глупости, детка? — пытаюсь мягко урезонить ее любопытство.
— Мне нужно знать сейчас!
— Что изменять десять минут?
— Все! — она повышает голос, до небес взвинчивая спираль растущего внутри беспокойства.
— Для кого?
— Для тебя, для меня. Для нас обоих, — запальчиво выдыхает Тея.
— Я никогда тебя не отпущу, — опять уклоняюсь от прямого ответа. — Этого достаточно, чтобы ты поняла природу моих чувств?
— Почему? — не унимается она. — На днях ты рассуждал иначе. Открыто дал понять, что я нужна до тех пор, пока ты не ликвидируешь таинственного Мистера Зло.
— Наш уговор утратил актуальность. Если понадобиться, я запру тебя в бункере, пока буря не уляжется.
— Что-то случилось? — притихшим голосом спрашивает Алатея, по-своему истолковав мои слова. — Боже, Леон, не молчи!
Никто не заставляет меня говорить. Никто и не сможет. Но сейчас ей нужны именно эти слова, и, не задумываясь, даю Тее все, что она требует.
— С этого дня все изменится, детка. Ни я, ни кто-либо другой больше не причинит тебе вреда. Убью любого, кто хотя бы попытается. Клянусь, я никому не позволю манипулировать тобой, словно куклой. Я — твой муж, Тея, а значит несу ответственность за все, что ты сделала или только планируешь сделать. Оставь мне тяжелое бремя своих решений. Позволь себе быть слабой принцессой, малыш, а я сделаю так, чтобы ты никогда не пожалела, что осталась со мной.
— Звучит почти как признание в любви, но это же не оно? — в динамике раздается сдавленное всхлипывание. — Конечно, нет. Ты любишь Эм…
— Тея, забудь все, что я тогда наговорил, — перебиваю, не дав ей произнести имя женщины, которую оплакивал всю свою гребаную жизнь.
Шеренга из люксовых автомобилей паркуется на стоянке частного лечебного центра, закрытого для простых смертных. Не отнимая от уха телефон, уверенно выхожу из машины и приветственно киваю встречающему меня мужчине в белом халате.
— Тея? — зову я, слушая тяжелое рваное дыхание.
— Ты уже на месте?
— Да. Смотрю на твоего лечащего врача, — отвечаю я, пожимая протянутую руку.
— Я должна сказать до того, как…
— Господин Голденштерн, я доктор Хьюстон, — представляется мужчина. — Только что пришли результаты обследования вашей супруги…
— Секунду, — жестом показываю доку, чтобы подождал, пока я закончу телефонный звонок. — Говори, детка, — отступив на шаг назад, снижаю тон.
— Я беременна, Леон, — задушено всхлипывает Тея.
Всего три слова обращают меня в камень. Этот день превращается к какой-то бесконечный сюр и надежды, что не сдохну раньше, чем он закончится, практически нет. Алатея ждет ребенка? Я не ослышался?
— Ты уверял, что это невозможно, но врач все подтвердит. Ошибка исключена. Я просто хотела, чтобы ты узнал от меня, — она снова плачет в трубку, пока я как пришибленный безумным взглядом пялюсь на окна клиники, пытаясь понять за которым из них прячется моя жена. Моя, мать вашу, беременная жена.
— Ошибка исключена, — хрипло повторяю я.
— Абсолютно точно, — сверкая улыбкой, лыбиться док. — Примите мои искренние поздравления, господин Голденштерн. Такое прекрасное событие для всей вашей семьи!
— Я не могу иметь детей, — сбросив вызов, чеканю ледяным тоном. — Проверьте еще раз.
— Заверяю вас, в этом нет необходимости, — поумерив радостный пыл, сдержанно произносит доктор Хьюстон. — Не считая незначительного ушиба, состояние здоровья вашей супруги не вызывает у меня никаких опасений, как и сомнений в том, что она имеет все шансы благополучно выносить плод до конца срока. Но если вы настаиваете, я распоряжусь, чтобы проверили вас.
— Сколько это займет времени?
— Не больше часа, но уверен, что диагноз, поставленный вам ранее, не подтвердиться, — самонадеянно заявляет док.
— Вы намекаете, что предыдущие специалисты ошиблись с выводами?
— Я — врач и опираюсь только на те данные, что получаю в текущем времени. Женская и мужская фертильность на разных этапах жизни может претерпевать определенные изменения. Как в положительную, так и в отрицательную сторону. Когда вы в последний раз сдавали спермограмму?
— Больше года назад, — глухо отвечаю я.
— Что-то произошло за это время? — пытливо смотрит на меня док.
— Многое, — криво усмехнувшись, замечаю шевеление за одним из окон, а потом вижу бледное заплаканное лицо Алатеи, и мир меркнет. Время замирает, звуки исчезают, наши спаявшиеся воедино взгляды жадно изучают друг друга, словно мы видим друг друга впервые…
Отчасти, это так и есть. Потому что я так хочу — обнулить нашу грязную историю и начать сначала. Потому что все, что было до — сплошной дикий морок загнанного в угол зверя. Потому что, цепляясь за прошлое, я едва не угробил свой единственный шанс на счастье. Потому что Алатея — единственная, для кого мое сердце все еще бьется. И я разорву на части любого, кто посмеет угрожать ей и моему ребенку.
Ты победила, девочка — лев готов склонить голову и есть с твоих рук.
«Посмотрим, как ты запоешь, когда отыщешь Эмили, — злорадно нашептывает внутренний дьявол. — Тебе хватит смелости, чтобы признаться той, кого без памяти любил, что обрюхатил ее дочь, а прежде целенаправленно и жестоко калечил душу и тело этой невинной девочки?»
— Катись в ад, — мысленно, и, кажется, вслух рычу я.
— Я так понимаю, необходимость в диагностике отпала, — с каменным лицом комментирует док. Догадливый сукин сын. Все, что мне сейчас необходимо — это обнять жену, забрать ее домой и надежно спрятать, а потом… потом полетят головы всех, кто причастен к вскрывшимся сегодня
