выдержал.
— А ну перестань! Ты же ее убьешь.
Парню было лет восемнадцать, он был помельче Вадима и пьян.
— А ты кто такой? Тебе какое дело?
— Уйди отсюда по-хорошему.
— Ты у меня уйдешь!
Легко перехватил Вадим правой рукой бутылку, а левой, ударной, стукнул хулигана по физиономии. Пытаясь удержаться на ногах, тот несколько шагов пятился, потом грохнулся на спину. Сейчас же Вадим увидел второго, поспешающего, но не очень решительно, вокруг клумбы к нему.
— Стой! Ты чиво, дурак. Не лезь не в свое дело…
— И тебе? — сказал Вадим и врезал ему тоже, и второй упал, однако поднялся и убежал. Первый был не такой. Поднимаясь, он вновь и вновь шел на Вадима. Вдруг откуда ни возьмись их окружила толпа малолеток лет по пятнадцати. Трое, сцепившись под руки, выставив лбы, шли прямо на Вадима. Вадиму показалось, что малолетки товарищи двух зачинщиков. Стало жутко. Если драться, рассеются, начнут хватать гравий с дорожек и забьют. Если побежать, затравят, от таких не убежишь… Первый хулиган в это время поднялся, и ударить его пришлось как бы по инерции. Отлетел он прямо на сцепившуюся тройку, и те отступили, дав ему грохнуться на гравий аллеи. Обыкновенные ротозеи! — догадался Вадим, пошел в центр клумбы с увядшими сухими цветами, схватил за руку все еще торчавшую там девчонку.
— Идем отсюда!
Толпа малолеток сопровождала до самой трамвайной остановки. Здесь немного повезло: от Красного города как раз спустилась «семерка» (Вадим через садик шел потому, что у Лендворца надоело ждать трамвая). Едва втолкнул девчонку в вагон, прибежал хулиган. Стоя в открытых дверях, Вадим ударил его ногой в грудь, и сейчас же стало ужасно мерзко — удар получился полновесный, у бедняги внутри что-то булькнуло.
Когда вышли на конечной, он спросил:
— Тебе вообще-то куда?
И впервые услышал ее голос, мелодичный, с какими-то украинскими распевными нотками.
— Здесь. Я живу с бабушкой на Дождевой.
Они шли по знакомым местам. Пересекли спуск Коцебу — тут жили дядя Митя, тетя Саша, Жанна; пересекли Вагулевского, где семья матери жила еще до революции. Молчали. Искоса он поглядывал на нее. Да, типичная: маленькая, буйно цветущая, напуганная, но, судя по тому, как увернулась от бутылки, к дракам ей не привыкать. Вадим с такими никогда даже не пытался познакомиться, такие любят крикунов, хвастунов, наглецов. Вдруг свернули в закоулок. Светила неполная, но яркая луна, холодный воздух был голубым, место, куда она его привела, напоминало средневековье: высокие каменные стены, узкие вьющиеся каменные дорожки с железными перилами, дома и домишки в густой, потерявшей листья растительности. Она остановилась перед жалким деформированным ошелеванным домиком под четырехскатной просевшей крышей.
— Вот здесь я живу, — сказала она, поворачиваясь к нему.
Нарядная, при лунном свете необыкновенно красивенькая, годов двадцати от роду.
— Как тебя в клумбу угораздило? — спросил он, ощущая себя человеком совсем иного сорта.
Она пожала плечами и улыбнулась, покорно и выжидающе, начала поправлять на себе плащ, косынку, достала из сумочки зеркальце, платочек, что-то стерла с лица, потом отвернулась и подтянула чулки. Опять улыбнулась. Догадка, от которой вновь застучало сердце и он почувствовал, что краснеет, шевельнулась в нем. Пожалуй, она считает его избавителем, благодарна и хочет понравиться, пожалуй, между ними что-то может быть. Однако злость и отчаяние не прошли.
— Они тебя чуть не убили. Это такие у тебя друзья? Не хотел бы я с ними еще раз встретиться. Очень плохо может кончиться,
— Я их не знаю.
— Отчего же все получилось?
Она рассказала, что работает в магазине на Рабочей площади, завтра ей заступать на пять дней и сегодня к восьми ходила принимать отдел. У одной девчонки день рождения, и сели отметить в своей компании. Посидели и разошлись. Долго ждала «семерку» у трамвайного парка (он ждал, значит, у Лендворца, внизу, а она у парка, наверху), подходит тот, который сразу слинял, и говорит, что трамваи не ходят, пойдемте пешком. Ну и пошли через садик, а там появляется второй с бутылками, тянут на лавочку пить, день рождения, мол. Спасибо, говорю, уже на одном дне рождения была, на сегодня хватит, время позднее, вырываюсь и бежать. Они следом, в клумбу загнали…
— Как тебя звать? Я Вадим.
— Валя. — Она кокетливо улыбнулась.
— Что, если они следили за тобой от самого магазина и завтра после смены опять привяжутся? Муж есть?
Мужа у нее не было. И что могут встретить, не приходило в голову.
— Ой, а правда! Что же делать? Теперь в восемь уже темно.
— Я тебя должен и завтра защищать. Другого выхода нет. До завтра?..
— Хорошо, — сказала она.
— А ты правда в том магазине работаешь? Я там иногда бываю, тебя что-то не замечал.
— Да! Да! — сказала она радостно.
* * *
Впускала она его через окно, а когда лил дождь или шел снег, через узкий коридор, через такую же узкую кухню, в которой жила старушка, Валькина воспитательница, причем, чтобы не видела любовника, Валька на старушку набрасывала одеяло или халат — и бывало целую пятидневку он не выходил от нее. Сортира у Вальки не было. Маленький дворик весь был на ямах, последняя переполнена, Вальку и старуху пускали соседи. Вадим же ночью бегал в общественную лензаводского клуба. Для малой нужды использовались бутылки из-под вина. Вино, еда, любовь до изнеможения. Часто падал на подушки рядом с ней, мизинцем пошевелить не мог.
Еще она любила рестораны. С этим было трудней. Во-первых, зима, подработать негде. Во-вторых, стоило Вальке выпить рюмку вина, и она делалась ревнивой и подозрительной, без скандала никогда не обходилось.
— Кто-то сказал, что две вещи неизвестно чем кончаются. Это когда мужчина выпьет в первый раз и женщина в последний. Он не прав. Есть третий случай неизвестного. Это когда Валя просто так выпьет, — сказал ей однажды Вадим.
Смеялась она очень. Тем не менее в тот же вечер, а сидели они в «Московском» ресторане, в гардеробной пнула ногой совсем юную приличную девушку. За девушку поднялась компания непьяных молодых людей. Вадима, пытавшегося защитить подругу, держали так крепко, что на другой день повыше локтей он обнаружил синяки. Подруге же наставили хороший фингал под левым глазом, и видно это стало сразу.
Как человек она ему была интересна примерно в такой же степени, как Юрка Демидов. Только Юрка был с отбитыми внутренностями, готовый, если оставят в покое, сидеть смирно, Валька же в расцвете сил, ей хотелось скандала. Прошлое у нее тоже было кошмарное. В десять лет изнасиловал отчим, который был на двенадцать лет моложе матери
