Глава тридцать девятая
– Тут как будто подросток живёт.
– Отлично. Спасибо.
– Этот запах потных шмоток и…
– Разочарования, – добавляет Фокс, сжимая моё плечо. Мы стоим в дверном проёме и всматриваемся в тёмную, забитую всевозможным хламом гостиную Луизы. – Не думал, что скажу это, Эмми, но у Рози дома и то чище.
– А ты был у неё дома? – спрашиваю я, с интересом глядя на него. Фокс закашливается.
– Мало ли где я был. Лучше переключи своё внимание, – он сжимает руками мою голову и разворачивает лицом к коридору, снова к гостиной, к кухне, забитой грязной посудой, – на это жилое помещение.
– Фокс, конечно, засранец, но он прав, Эмми, – говорит Рози, стоя за моей спиной, так и не сняв дождевик. – Бардак тут жуткий. Я понимаю, ты выбросила уже кучу Луизиного барахла, но эта работа не по силам тебе одной. Время позволить кому-то прийти на помощь. Например, нам. Твоим друзьям. Позволь нам тебе помочь.
– Да, – Фокс кивает. – Но сначала сходи-ка в душ.
Я рада их видеть у себя в дверях, с сумками в руках. Я отпросилась с работы, потому что у меня насморк, но Рози диагностировала мне разбитое сердце.
– Но у меня нос заложен, – возмутилась я в трубку.
– Нос. Сердце. Это всё одно и то же, Эмми. У меня началась диарея, когда тот Алан меня бросил. Просрала свою любовь. Это нормально. Но за тобой кто-то должен приглядывать. Можно, мы сегодня к тебе зайдём? Я и Фокс.
Старые привычки подсказывали мне отказать ей, но вместо этого я сказала, причём абсолютно искренне:
– Да, конечно.
Я полностью опустошена. Вот как я бы сейчас себя описала. Измучена всеми этими радостными и печальными потрясениями.
Радостными, потому что дом номер два на Фишерс-Уэй теперь мой. Мой дом. И я ошарашена, в одночасье став домовладелицей. Счета. Содержание. И, конечно же, мечты о том, во что можно превратить этот красивый дом.
И печальными, потому что Элиот уехал. Потому что прошло столько времени с тех пор, как его сильные руки обнимали меня, с тех пор, как я видела его лицо, слышала его голос, наблюдала, как рядом с его прекрасной фотографией в Ватсаппе появляется надпись «печатает», и ждала, улыбаясь, его следующего сообщения.
– Ты пашешь на чистом адреналине, – сказала Рози, вручая мне полотенце. – Ещё бы твои миндалины не взбунтовались. Пора расслабиться. Сначала душ. Потом всё остальное.
И вот я моюсь в душе в ожидании Рози и Фокса. Моих друзей. Двух человек, которым, как я осознала, я могу доверить всё, которые внизу грохочут кастрюлями, запускают пылесосы и стиральные машины, и всё это для меня. Я мою голову, сушу феном. Я раздвигаю шторы, открываю окна в спальне, переодеваюсь в приличную одежду: джинсы и топ. Наступил апрель, и стало теплее, и старые дубы начали покрываться новыми листьями цвета крыжовника.
Я спускаюсь вниз и чувствую, что в доме уже становится светлее. Улавливаю запах лимонного дезинфицирующего средства и слышу, как Рози что-то кричит из кухни Фоксу сквозь громкий свист пылесоса.
– Так-то лучше, – говорит мне Рози, в резиновых перчатках вытирающая уже оттёртую раковину. Посуда тоже вымыта и убрана.
– Спасибо, Рози.
– Садись, – она головой указывает на стул. – Я заварю нам чай, а Фокс приготовит обед. А потом будем приводить в порядок твою жизнь. Цикл нытья уже завершился.
Рози и Фокс проводят у меня ещё четыре часа: моют, чистят, отскребают, помогают собрать в сумки вещи Луизы, чтобы отдать в благотворительные организации. Кухня и ванная сверкают, Фокс каким-то образом превратил захламлённую и пыльную гостиную в уютную и тёплую. Пахнет полиролем для мебели, и, прежде чем уйти, Фокс зажигает свечи, о существовании которых я даже не догадывалась. Рози оставляет мне ужин – карри, пахнущее кокосами. Она говорит, такое готовит её папа, когда она устала или грустная.
– И оно помогает! После тарелки этой прелести мне вообще на всё насрать. Но бабушка делает его ещё круче. Чёрт её знает, что она туда кладёт, может, души мужиков в правильной пропорции.
Мне легче рядом с ними. Весь вечер мы смеялись, болтали, валялись на диване, наслаждались сэндвичами и чаем, и я радовалась, замечая, как они переглядываются, улыбаясь друг другу.
– Тебе он по-настоящему нравится, – шепнула я Рози, и, прижав пальцы к губам и широко распахнув глаза, она хихикнула и ответила: «заткнись!» – а потом добавила: «Блин, похоже, ты права».
А теперь я сижу одна за кухонным столом, глядя в окно и включив радио, как Луиза. Я скучаю по ней, сидя здесь, на её стуле. Я вспоминаю, как видела её здесь каждое утро, и это зрелище успокаивало, давало почувствовать себя не такой одинокой. Мы столько всего съели вместе за этим столом, так много смеялись, особенно когда Элиот составлял нам компанию. Теперь я смотрю в окно на звёзды. Эта-Аквариды можно будет увидеть очень скоро. Кажется, уже через две недели. При этой мысли моё сердце сжимается и так сильно болит. Я просто хочу поговорить с ним. Услышать его голос. Произнести его имя вслух.
Я беру со стола телефон и, прежде чем передумать, позволить своему страху, своему сердцу взять надо мной верх, нажимаю на его имя. «Оставьте голосовое сообщение», – говорит его телефон, как всегда, если он выключен. Я никогда не оставляю голосовых сообщений. Но на этот раз не могу просто положить телефон на место.
Звуковой сигнал.
– Привет, Элиот, – говорю я жизнерадостно и беззаботно, – это я. Мне просто интересно, как оно там, на севере. Или на юге? Мы оба знаем, что география – не моя сильная сторона, да? Ха. Ну, это всё неважно. Мне хочется знать, как ты там устроился. Тут потеплело, и я уже видела в супермаркетах несколько полуголых людей, как будто тут август и мы на Сен-Барте. Спорим, теперь ты больше заскучал по дому! – я умолкаю. Нервно смеюсь. Сердце колотится. – Но да. Это… в общем, мы несколько недель не общались, и… я просто хочу знать, что у тебя всё в порядке. Но если не хочешь перезванивать, то и не надо. Я только хотела выяснить, как дела, и всё. В общем, ну… удачи! Всего наилучшего! На связи!
