– Филиппа, о нашей свадьбе мы поговорим чуть позже.
– Конечно. – Невеста Йорана тут же затрепетала ресницами и добавила, вроде бы чуть понизив голос, но не настолько, чтобы услышал лишь Дьяр: – Окно моей спальни этой ночью открыто для тебя…
При этих словах плечи Дьяра напряглись, и он резко обернулся в мою сторону. И в этот момент я почувствовала на себе не просто изучающий, а буквально препарирующий взгляд Эрвина. Гончий был далеко не дурак, все понял, сделал свои выводы и…
– Тигиан, вы меня поразили сегодня. Еще в ту нашу встречу, когда вы очнулись в постели, я понял, что на первом допросе ошибся на ваш счет… Вы не выходили у меня из головы… – он произнес это серьезно, словно боец, который для себя все решил, просчитал и тут же ринулся в атаку. – А касательно моего брака – это была ложь в ответ на ваш обман. Так что имейте в виду: я холост. И если вы все еще считаете себя скомпрометированной, я готов закрыть свой долг чести и взять вас в жены…
М-да, я ждала от этого суда всего, чего угодно, но только не предложения выйти замуж!
Но я не успела озвучить приличествующий благородной девице версию ответа на столь странный вариант мести – замужеством (или, может, это был оригинальный способ, чтобы я вновь не ушла от дачи показаний?), как в наш разговор вмешался Йоран.
– Офицер Торон, не стоит говорить тех слов, о которых можете пожалеть, – отчеканил он тоном: нет, я ни капли не зол, просто хочу вас придушить, распять… раз пять или шесть.
– Все мои действия и слова – лишь во благо Трейгора. И, несмотря ни на что, поверьте, я рад, что вы смогли оправдать свое доброе имя…
Лицо Филиппы, оставшейся без внимания, на долю секунды исказила гримаса раздражения. Но в следующий миг она уже мило улыбнулась и, обогнув Дьяра, положила обе ладони ему на грудь в успокаивающем жесте.
Невеста Йорана оказалась так близко ко мне, что я почувствовала шлейф ее духов. Приторных, тяжелых. Это была смесь не просто запахов лилии и магнолии, а, казалось, аромат самого греха.
И тут я увидела на второй ее руке – не на правой, которой она еще недавно обнимала щеку Йорана, словно чашу, а на левой – перстень с рубином. Знакомый такой. Очень знакомый. Идеально сочетавшийся с парчой оттенка багрянца.
Почти такое же кольцо мне в свое время дал посол как той, кто провела время на его постели. И если в нашем с ним случае все было весьма буквально, то Филиппа… Зато стало понятно, откуда на родовом кинжале Дьяра могла появиться кровь эльфа. В любовных утехах даже у осторожного остроухого, который кровь предпочитал брать, а не сдавать и уж точно не стремился быть донором, легко можно было позаимствовать нужный для обвинения ингредиент. Изобразить страсть, полоснуть ногтями по спине, оставив сочащиеся кровью росчерки, и…
Все эти мысли пронеслись в моей голове в долю секунды.
Неужели она была столь против брака, который напоказ сама же и торопила, что решила устранить нежеланного жениха странным способом? Как говориться, не противясь воле монарха, устроить все так, чтобы обернуть все в свою пользу. И если в открытом противостоянии Филиппе было не победить, то в закулисных интригах… Ее коварству и таланту можно было аплодировать стоя.
Эрвин и Йоран, скрестившие взгляды, отступили синхронно. И Дьяр, склонившись к моей руке, поцеловал ее со словами светской благодарности:
– Крауфиня Уикроу, я безмерно признателен вам за ваши слова и… – Он сделал паузу и добавил: – Дела. Они меня не раз очаровали.
Это была не просто игра слов и коротких пауз. Сквозь деловую холодность мне почудилось признание. Когда нельзя сказать открыто, лишь намекнуть. Короткий поцелуй руки. Легкое касание с напряжением в тысячу вольт.
Подошедший незаметным законник попросил Йорана пройти в комнату ожиданий. Дьяр нехотя попрощался, заверив, что вскоре вернется. Филиппа, стрельнув в Йорана взглядом, отплыла от нас с Эрвином.
А вот гончий, увы, испариться, выпасть в осадок или раствориться в толпе не желал. В общем, вел себя в лучших традициях бракованного химического реагента. Видимо, ему хотелось приступить к допросу меня немедля. Но мешала сущая малость – окружающие. Я успела заметить, что Хель, изрядно выигравшая в споре смертей, станет ли этот день для Дьяра последним, ликовала. Похоже, у кого-то сегодня вечером намечалась пирушка…
Молох куда-то исчез. Чей-то взгляд жег спину… Хотя я догадывалась, кому он принадлежал. Но не стала оборачиваться, чтобы убедиться.
Моей задачей было избавиться от Эрвина, вцепившегося в меня хваткой галантного, но дюже голодного таежного клеща.
– Зачем вы солгали о том, что рады освобождению Йорана? – я все же задала мучивший меня вопрос. За окном солнце уже клонилось к закату, пока что накидывая на облака лишь игривую золотисто-розовую вуаль молодой кокетки. И в ней, в этой перламутровой неге, стремительно проплыл еще один дирижабль.
– Вы, конечно, не поверите, но это правда, – усмехнулся Эрвин, чуть склонив голову.
– Знаете, именно такими словами и начинается самая грамотная ложь… – заметила я.
– Для прелесть какой дурочки, которой вас, к слову, и считают в высшем свете, вы непозволительно умны, – вернул мне иронию гончий.
– И все же: почему? – я не дала сбить себя с толку и вновь начала уводить разговор с опасной темы допроса.
– Потому что император заинтересован в браке меж Дьяром и Филиппой. Он ясно дал мне понять это. Как и то, чтобы я вел дело о государственной измене абсолютно беспристрастно и тщательно.
– Так тщательно, что вы не проверили улики на…
Я начала запальчиво и осеклась, увидев, КАК на меня посмотрел гончий. Его подобный осколку льда взгляд пронзил мои глаза навылет, пробив стенку черепа. Догадка: Эрвин все знал – озарила подобно вспышке молнии.
– Тогда зачем?
– Затем, что он сам и только сам должен был доказать, что безупречен. И это был навет.
– Не для вас доказать… – тихо, эхом отозвалась я. – Для… – Я посмотрела на галдящих зрителей, которые неспешно покидали свои места, и попыталась подобрать точное слово, но так и не смогла, озвучив как есть: – Для публики.
Да, убери законники по-тихому улики из дела, не доведи обвинение до суда, и потом было бы не отмыться от слухов, что Йоран виновен. По столице и провинциям гуляли бы сплетни, что Дьяр просто надавил на гончих, что все куплено.
– Оставалась лишь я, неучтенный фактор, чьи слова подтверждал камень истины. – Меня охватило странное состояние абсолютного спокойствия.
– Да. Вы очень точно себя охарактеризовали. Неучтенный. – Эривн усмехнулся своим мыслям. – Знаете, чем ближе я знакомлюсь с вами, тем большее у меня возникает подозрение: даже если вы решите пнуть какой-нибудь камень на мостовой, то собьёте пару черепушек. Причем под «черепушками» я имел в виду не осколки какого-нибудь горшка, а вполне себе крепкие головы. Причем еще сидящие на чьих-то шеях.
