душевнобольных. Почему нам никто не сказал?
– Ваш отец не позволял мне вам писать. Даже адреса не оставил. Мне очень жаль, Эльза.
– Значит, все дома знают, что ты выходишь замуж за кого-то другого, а нам ничего не сказали?
Фрида виновато кивнула и уткнулась носом в волосы Барби.
– Мы думали, ты заболела.
Эльза встала и сердито повернулась к Монти.
– Ты знал, да?
– Не порти этот радостный момент, – взмолилась Фрида. – Посиди рядом со мной. Мне скоро нужно уходить, а вам – в школу.
– За кого ты выходишь замуж?
Эльза присела на край скамейки и посмотрела на мать.
– За мистера Лоуренса. Помнишь его?
Эльза недоверчиво посмотрела на нее.
– Жуткий папин студент с рыжими усами?
– Ах, Эльза, он гений! Он необыкновенный. Однажды он станет великим человеком. Его книги изменят мир! Я хочу, чтобы он стал вашим вторым отцом.
– Папа тоже написал книгу. Ее несколько раз переиздавали. Он тоже великий! – повысила голос Эльза. – И я не хочу второго отца!
– Я не могу вернуться, но хочу видеть вас всех. Я должна быть с вами! Вы мои дети.
Она потянулась к руке Эльзы, однако та стряхнула ее руку.
– Я люблю тебя, мамочка, – сказала Барби, запечатлев на ее щеке слюнявый поцелуй. – Я попрошу папу позволить нам с тобой видеться. Он добрый.
– Да, попроси! Только не говори, что мы виделись. Он рассердится, если узнает.
По ту сторону парка начали скорбный перезвон церковные колокола, прогрохотал поезд. Набежали густые белые облака и закрыли солнце. Фрида посмотрела на церковные часы.
– Мои милые! Вам пора в школу, иначе у нас будут неприятности. Вы не забудете меня, правда?
Она по очереди притянула их к себе и поцеловала в макушку.
В тот вечер Монти не мог есть. Он с нескрываемым отвращением отодвинул тарелку с тушеной бараниной. Барби раскладывала по тарелке жалкие кусочки серого мяса, аккуратно отделяя их от кружочков моркови и кубиков вареного картофеля. Эльза ела со своей обычной дотошностью, только через равные промежутки времени прекращала жевать и смотрела в окно, будто ожидала гостей.
– Еда остывает, – не выдержала тетя Мод. – Перестань играть, Барби. Монти, что случилось? У тебя опять что-то с животом?
Она устало вздохнула. Монти кивнул и уставился на пестрые листья ядовитого плюща, вьющегося по краю тарелки.
– Когда Mutti выздоровеет и вернется домой?
Барби повернулась к тете Мод и посмотрела прямо в обведенные темными кругами глаза. После переезда в Чизвик тетя Мод изменилась, стала жесткой и непреклонной. Черствой, будто кусок хлеба, который слишком долго не ели. Все дети обратили взоры на тетю Мод: не соврет ли опять.
– Она болеет больше года, – добавила Барби, разминая вилкой кусочек картофеля. – Может, ей уже лучше?
Монти поспешно потянулся за кувшином с водой. Тот опасно накренился. Вода перелилась через край стакана и потекла по вышитой скатерти.
– Ах, Монти, какой ты неуклюжий!
Тетя Мод вскочила со стула и вырвала у него кувшин.
– Беги на кухню, принеси тряпку. Скорее!
– Это все дьявольские козни!
В столовую вплыла бабушка, скрестив руки на необъятной груди.
– В этих детях есть что-то дьявольское, Мод. Праздность – мать всех пороков. Отведи их в церковь.
– Нет! – воскликнула Барби. – Я не пойду в церковь! Я хочу к маме!
Глаза бабушки превратились в узкие щелки. Она посмотрела на всех детей по очереди. Монти выбежал из столовой, схватившись за живот. Тетя Мод отвернула скатерть и начала промокать лужу салфеткой. Эльза смотрела в тарелку.
– Эта женщина опозорила нашу семью. Она вас бросила. Она вас не любила. Отправляйся в свою комнату, Барби.
Бабушка отодвинула стул Барби с такой силой, что та потеряла равновесие и упала на пол.
– Дьявольское дитя! Вставай и марш к себе в комнату, а когда успокоишься, мама отведет тебя в церковь.
– Sie ist nicht meine mama! Sie ist nicht! Sie ist nicht!
Барби встала и бросилась к двери.
– Еще одно немецкое слово – и дедушка возьмет ремень! – заорала бабушка.
– Мне она тоже не мама.
Эльза отодвинула стул и побежала вслед за Барби, так сильно хлопнув дверью, что зазвенела посуда и задрожали стекла.
Девочки сидели в своей комнате, утирая слезы подолами. Эльза повернулась к младшей сестре и сказала:
– Я люблю маму и в то же время ненавижу. Временами по-настоящему ненавижу. Я не знала, что можно любить и ненавидеть одновременно. Это неправильно?
– Ты можешь признаться Богу, когда пойдем в церковь, – всхлипнула Барби. – Нельзя ненавидеть того, кого любишь.
– До сегодняшнего утра я ее только любила. А теперь – люблю и ненавижу, и не знаю, что будет в следующую минуту.
– Она наша мамочка! Ты должна всегда любить ее.
Барби подняла с кровати плюшевого мишку и прижала к груди.
– Как ты не понимаешь? Она нас бросила!
Барби испуганно уставилась на Эльзу. Ее испугал голос сестры – холодный, решительный. Она прижалась губами к разорванному медвежьему ушку и запела колыбельную.
– Schalf, Kindlein, Schlaf2.
Мама всегда пела им эту песенку, и Барби будто услышала ее певучий голос.
– Нет! – воскликнула Эльза. – Никогда больше не пой эту песню! Никогда, слышишь?
Барби прижала к себе мягкую головку медвежонка.
– Что же мне тогда ему спеть?
Эльза молча покачала головой и уставилась на распятие.
Глава 71
Фрида
– Я нашел это на газоне, Фрида. Думаю, оно предназначалось тебе.
Эдвард Гарнетт прошаркал к обеденному столу, за которым сидела Фрида, хмуро поглощая ломтики остывшего тоста с медом. После встречи с детьми прошло четыре дня. Они с Лоренцо остановились в Кенте в доме его редактора, Эдварда Гарнетта.
– Насколько я понимаю, отправитель не захотел воспользоваться услугами почты. Оно немного промокло.
Он небрежно обтер письмо о халат.
– Должно быть, его доставили среди ночи. Чрезвычайно странно.
Фрида посмотрела на конверт: может, дети? Где-то она уже видела этот почерк: решительный, размашистый, но из-за спешки и паники буквы пьяно расплывались по конверту. Нет, не от детей. Она разочарованно проглотила последний кусочек и потянулась за сигаретой.
– Надеюсь, там нет плохих новостей.
Эдвард повернулся к двери и ускорил шаг.
– Похоже на почерк жены профессора Киппинга, друга Эрнеста.
Фрида зажала в губах сигарету, сунула палец в горловину конверта и порезалась: так спешила его открыть. Не обращая внимания на кровь, сочащуюся на бумагу, она торопливо пробежала глазами по строчкам.
– Лоренцо! Скорее сюда!
Она выбежала из столовой в сад и беспокойно закружила по траве.
– Эрнест собирается нас убить… застрелить меня!
Она недоверчиво покачала головой. Жена профессора Киппинга слыла самой здравомыслящей и разумной женщиной в Ноттингеме. Как можно не
