«Хватило, значит, ума остановиться и не обсуждать волю великого князя», – мелькнуло в голове Шапочкиной. Женщина даже в страшном сне не могла представить, что будет с «Алой Мудростью», если место Андрея Михайловича займет его племянник.
– Господин, смотрите! – удивленно выпалил Титов – второй заместитель директора.
Святослав Оболенский вновь повернулся к огромному стеклу и увидел Софью Троекурову.
– Что она творит? – пробормотал великий княжич.
Удивленно глядя на колонку, я пытался осознать, в каком дерьме оказался. Как сказали бы ребята из «Белки», меня тупо слили. Нагло и нелепо, откровенно наплевав на устав лицея. Честно говоря, я не удивлюсь, если «сливать» простолюдинов – обычная практика, но не в «Алой Мудрости» же? В стенах которой формально все равны.
И о чем вообще думал великий князь, поставив этого чванливого придурка во главе судей? Идиота, которому не дает покоя то, что я не стал Слугой Оболенских… Мне казалось, для этого должна быть какая-то разумная причина.
Форкх с ней, с причиной! Что мне теперь делать? Плакали мои денежки и Претендентство!
Поймав ехидный взгляд Митта, баюкавшего руку, я с трудом сдержался, чтобы не отвесить ему пенделя. Одно радует, если у его рода нет целительниц, завтра он участвовать в турнирных боях не сможет!
Ко мне подошел Арефьев – судья боя и мой классный руководитель. На лице мужчины отражались смешанные чувства. Он пытался выглядеть невозмутимо, но явно был ошарашен произошедшим.
– Аскольд Игоревич, – проговорил он и замер, глядя мне за спину. В этот момент и свистящие трибуны притихли.
Обернувшись, я увидел ее – величественную, статную и, хочется верить, справедливую девушку в школьном пиджаке, застегнутом на все пуговицы, и длинной школьной юбке.
Когда я увидел ее в первый раз, то был поражен, с каким достоинством она шла по сцене, будто являлась планетарной принцессой. Сейчас Царица лицея выглядела еще внушительнее.
За ней семенила команда медиков, на которую сразу я даже не обратил внимания.
Когда между мной и Софьей оставалось пять с половиной метров, она повернулась влево, к одному из зеркальных стекол. Очевидно, именно за ним находилась ложа судей.
– Дамы и господа, – проговорила девушка в микрофон, прицепленный к лацкану пиджака, – школьный этап всеимперского турнира, как следует из названия, мероприятие не только школьное, но и имперское. И сейчас я обращаюсь к исполняющему обязанности главного судьи не только как глава совета лицеистов «Алой Мудрости», призванная защищать интересы учащихся, но и как младшая княжна Выборгская. Великий княжич Святослав Сергеевич Оболенский, я ни в коем случае не хочу поставить под сомнение вашу компетентность в качестве главного судьи турнира. Все мы знаем, что во время спортивных поединков иногда случаются спорные моменты. А потому я прошу вас, вместе с другими судьями школьного этапа турнира, обратиться к записи боя Аскольда Игоревича и Валентина Игнатовича и еще раз посмотреть этот спорный момент. Возможно, вы увидите, что на самом деле травма была нанесена неумышленно.
Закончив свою тираду, Софья замерла, пристальным взглядом сверля зеркальное стекло.
На трибунах раздались овации. Большинство зрителей явно поддерживало просьбу младшей княжны.
Оболенский не ответил сразу. Должно быть, лихорадочно соображал, что нужно говорить в такой ситуации. А через несколько секунд гул трибун поутих, и я увидел, как зрители с недоумением смотрят в сторону левого выхода на арену.
Я повернул голову и обомлел.
Еще одна красавица шествовала в центр арены. Холодная, грациозная и почему-то без пиджака. Но белоснежная блузка прекрасно подчеркивала достойные формы Юлии Ромодановской.
Подойдя ко мне и Арефьеву, она властно проговорила:
– Никита Сергеевич, будьте добры, дайте микрофон.
Наш классрук не нашел в себе сил ей отказать.
– Дамы и господа, – холодно обратилась к зрителям девушка, – позвольте представиться: великая княжна Казанская Юлия Евгеньевна Ромодановская. Как и вы, я наблюдала недавний поединок. Как и вы, стала свидетельницей вопиющей несправедливости. Такую несправедливость в моем присутствии иначе как личное оскорбление я воспринимать не могу. Великий княжич Святослав Сергеевич Оболенский, – устремила она свой леденящий душу взор на зеркальное стекло, – пользуясь «Уложением о равных спорщиках» и своим статусом, не уступающим вашему, я официально высказываю несогласие с вашим судейским решением. И требую его немедленного пересмотра компетентной комиссией.
Замолчав, Юлия с вызовом оглядела трибуны. Зрители, ненадолго притихнув, вновь разразились овациями.
Сарнитские дебри… аристократы, пришедшие посмотреть на мордобой школьников, получили в итоге куда более зрелищное представление.
Я бросил косой взгляд на Митта, тот злобно скалился, пока врачи осматривали его сломанную руку.
– Приветствую, Юлия Евгеньевна, – прозвучал из колонок голос Оболенского. – Не очень удобно разговаривать через стекло, сейчас я к вам выйду.
Трибуны вновь зашептались. Ну а я уже успел порядком расслабиться. Я поступил в одну из лучших старших школ в первую очередь ради полезных знакомств с аристократией? Что ж, я их несомненно получил.
– Уведите Валентина Игнатовича, пожалуйста, в медпункт, – вежливо обратилась к врачам Царица лицея.
– Я никуда не пойду! – возразил Митт.
– В медпункт, – с нажимом повторила Троекурова, и в ее голосе отчетливо чувствовалась сила. Хах, а ведь Юля тоже так умеет. Похоже, в этом мире существует некое слабое подобие моей родовой ауры, и возможно, владельцы сами об этом не знают.
Святослав Оболенский вышел на арену как раз в тот момент, когда с нее сбежали врачи, сопровождающие Митта.
– …Аскольд Игоревич Сидоров дисквалифицирован с турнира за нанесение умышленной травмы…
«Ну вот, дорогой, все случилось ровно так, как ты и планировал», – мелькнуло в голове великой княгини Тверской, едва она услышала голос племянника из колонок.
– Мама, мы должны что-то сделать! – изумленно выпалила Яна, приподнявшись на кровати, у которой регулировалась высота, чтобы можно было наблюдать за боями лежа. Трое Оболенских находились в частной ложе, скрытой от арены одним из двух зеркальных стекол.
– Лежи, – строго сказала великая княгиня Тверская дочери и вновь обернулась к огромному стеклу. Надежда Григорьевна смотрела на напряженное лицо Аскольда Сидорова, только что услышавшего о своей дисквалификации. Парень не был разозлен или удивлен, а только напряжен. Будто бы прямо сейчас решал, как с достоинством выйти из ситуации.
– Ну мама, Яна права! – приблизилась к стеклу старшая дочь. – Свят только что сморозил глупость! Это самый обычный несчастный случай на турнире, а никак не умышленное нанесение травмы!
