просто так это сказала. Черт возьми, нет. Неужели она думает, что он не работает?
— Солнышко, мой член никогда не отдыхает. С какого хрена ты решила, что он сломан? — спрашиваю я, ошарашенный тем, что она сомневается в моей мужественности.
— Последние четырнадцать дней я просыпалась от того, что он зарыт глубоко внутри меня. Вот и подумала, может, у тебя сегодня утром была небольшая проблема или что-то в этом роде? — опжимает она плечами.
Она что, издевается надо мной? Я оглядываю комнату в поисках скрытых камер, но не вижу ни одной.
— Детка, я оторвал себя от тебя этим утром, потому что не хотел весь день проваляться в постели, сегодня канун Рождества, и у нас до хрена дел. Это не имеет абсолютно никакого отношения к тому, что мое мужское достоинство не работает.
— О, хорошо, — говорит она, как будто на этом разговор заканчивается.
Ах, черт возьми, нет. Подползая к кровати, я упираюсь в ее в ноги.
— Я более чем счастлив показать тебе, насколько он трудолюбив. Назови место и время, и я буду там, — говорю я ей, оставляя мяч на её стороне.
Она переводит взгляд с меня на свою чашку кофе и обратно, словно пытаясь принять решение. Пожалуйста, Боже, не дай мне сейчас проиграть из-за гребаной чашки кофе. Наконец, она ставит чашку на стол, поднимается и притягивает мое лицо к своему, смыкая наши губы.
Дом. Вот на что похож этот поцелуй. Он похож на возвращение домой после долгого отсутствия.
— Как насчет прямо сейчас? — спрашивает она, приподнимая бровь.
Что ж, ей не нужно спрашивать меня дважды. Но все же, внимательно смотрю на её лицо, читая эмоции.
— Ты уверена? — спрашиваю я.
— Я никогда в жизни не была так уверена в чем-либо, — говорит она.
Я быстро снимаю с нее рубашку, ну, мою рубашку, в которой она спала. Взяв ее грудь в руки, я наклоняюсь и беру сосок в рот, слыша стон.
— Ммм, я скучал по этим красоткам, — говорю я, показывая другой груди, как сильно я по ней скучал, посасывая, покусывая и облизывая её.
Алисса смеется:
— Прошло всего четыре часа с тех пор, как ты видел их в последний раз.
Подняв на нее глаза, я отвечаю:
— Детка, десять минут не видеть этих красавиц — это десять слишком долгих минут, черт возьми.
Наклонив голову назад, я возвращаюсь к работе, поклоняясь её груди.
Алисса издает самые прекрасные звуки, стонет, дрожит и извивается подо мной.
— Я бы хотел сделать это медленно, детка, но я не могу выдержать. Мне нужно быть внутри тебя сейчас, это будет грубо и быстро. Но я клянусь, что искуплю свою вину позже.
Держа бока кружевных трусиков между ладонями, я рву их, отрывая от её тела. Она задыхается и выгибает свое тело, пока я провожу пальцем между губами её киски, проверяя, готова ли она ко мне. Чертовски приятно, что ее киска мокрая и плачет по мне.
— Посмотри, какая ты мокрая, солнышко. Эта киска изголодалась по моему члену? Она соскучилась по нему?
Я чувствую, как из нее вытекает струйка влаги, когда она впитывает мои грязные слова. Я устраиваюсь между её ног, подношу член к входу.
— Готова? — спрашиваю я.
— О Боже, Зак. Поторопись уже и вставь его в меня! — восклицает она.
Входя в нее, я замираю. Черт. Я действительно долго не протяну. Это слишком чертовски приятно. Я двигаюсь медленно, осторожными, точными медленными движениями вхожу и выхожу. Это не помогает, я чувствую, как нарастает мой оргазм. Протягивая руку между нашими телами, я провожу пальцем круговыми движениями вокруг её клитора.
— Мне нужно, чтобы ты кончила для меня, солнышко. Кончи сейчас! — требую я.
Она не разочаровывает, и сильно кончает, выкрикивая моё имя. Ее киска сжимается вокруг моего члена, высасывая из меня все, что я могу дать. Падая на кровать рядом с ней, я притягиваю ее в свои объятия. Мы оба мокрые от пота, тяжело дышим, втягивая воздух, пытаясь отдышаться.
Дыхание Алисы замедляется, её тело расслабляется на моем.
— Ты в порядке? — спрашиваю я.
— Ммм, никогда не было лучше. Боже, обожаю, когда мы это делаем.
— Да, мы оба, детка, но больше всего я люблю просто лежать, прижавшись к моей девочке, с ощущением блаженства.
— Зак, — голос Алиссы тихий, она наклоняет голову, чтобы посмотреть на меня.
— Да, детка?
Она задумывается на некоторое время, прежде чем снова заговорить.
— Я знаю, что последние несколько недель была не самым легким человеком для жизни. Но хочу, чтобы ты знал, что я действительно стараюсь.
Ее голос немного ломается, и я собираюсь что-то сказать, когда она продолжает:
— Я стараюсь. Но образы, они продолжают проигрываться у меня в голове. Я не боюсь Кейтлин, но боюсь, что она выиграет. Что тебе, наконец, надоест, и ты бросишь меня. Я не знаю, смогу ли пережить такую потерю, понимаешь?
— Солнышко, никто, и я имею в виду, блядь, никто, не сможет сделать ничего, что заставит меня оставить тебя. Я останусь в этой квартире до тех пор, пока ты будешь нуждаться во мне. Пока ты не будешь готова вернуться в мир. А до тех пор, я буду счастлив оставаться здесь с тобой, — целуя её макушку, я продолжаю, — завтрашний день всегда будет вместе, верно?
Не знаю, как еще заверить её, что я никуда не уйду. Надеюсь, завтра она поймет, что я в этом навсегда.
— Всегда, — шепчет она, — это не только из-за Кейтлин. Это праздники.
— Что насчет праздников? — спрашиваю я.
— Ну, раньше у меня никогда не было хороших отношений с Рождеством. У меня никогда не было семьи, с которой можно было бы праздновать, обмениваться подарками. С тех пор как я познакомилась с Сарой в колледже, она каждое Рождество привозила меня домой к своей семье. Но это не то же самое, я всегда чувствовала себя чужой.
Черт, почему я не подумал об этом раньше? Конечно же, у нее не было настоящего гребаного Рождества.
— Ну, теперь у тебя есть семья. И ты можешь усомниться в разумности семьи, в которую ты вошла, когда завтра утром тебя разбудят крики Брэя, который ведет себя как ребенок. Потому что я могу обещать, что именно это и произойдет.
Она позволила себе хихикнуть. Хорошо, если Брэй, как обычно, будет смешить её, то я позабочусь о том, чтобы завтра он делал это больше, чем обычно.
— Спасибо тебе. За все, за то, что ты есть. За то, что не оставлял меня одну последние несколько недель. —
