каемочкой. Так только суперзлодеи в плохом кино делают.
— О, я поняла, — закивала дочь Кощея. — Твой интерес… Вот чего ты на самом деле хочешь: тоже стать бессмертной? Хочешь ведь, да?
— По правде говоря, в детстве я об этом мечтала. — Тут Тайка даже не соврала. Ну а кто не мечтал? — Но, знаешь, если для этого придется перестать любить родных и близких, оно того не стоит. Ну, для меня. Ведь мои друзья…
— Пф! У меня нет друзей. — Доброгнева сплела руки на груди. — Как видишь, не жалуюсь.
— И тем не менее сейчас предлагаешь мне дружбу.
— Разве я так сказала?
— Ну да.
Тайка была уверена, что память ее не подводит.
— Ладно, может, и сказала. Будем дружить с тобой против всего остального мира — разве это не заманчиво? Мы обе достаточно сильные, чтобы позволить себе такой союз.
— Но дружат не против кого-то, а с кем-то! — закатила Тайка глаза к потолку, где притихли летучие мыши.
— Значит, у нас разное понимание дружбы, — зло выплюнула Доброгнева.
— Это уж точно…
Нет, ну кого она пыталась убедить? Неужели где-то в глубине души верила, что даже такую законченную злодейку можно перевоспитать? Тайка вдруг поняла, что верила. Что ж, тем больнее было ошибиться. Рано или поздно каждому встретится человек, говорить с которым — только понапрасну сотрясать воздух. Потому что вы из разных миров и вам друг друга никогда не понять. Вот только она все равно не простила бы себя, если бы не попыталась…
Хуже всего была даже не эта заведомая неудача, а то, что Тайка жалела Доброгневу. Она ведь помнила: никто не рождается злым. Даже Кощей. Не говоря уже о его детях… Ну почему они не встретились тогда, когда все еще можно было исправить? Глупый вопрос, да. Потому что Тайка тогда еще не родилась даже…
Она сморгнула слезы, так некстати затуманившие взор, и вдруг увидела перед собой — не глазами, а сердцем — совсем другую Доброгневу. Не жестокую воительницу, не злую колдунью, а маленькую напуганную девочку, на которую все указывают пальцем, выкрикивая обидные слова: «Ничтожество! Дрянь! Пустолайка!»
Тайка не знала, что это. Ее богатое воображение сыграло такую шутку? А может, все было взаправду?
— Ты хочешь, чтобы мы вместе отомстили обидчикам и помогли тебе занять место, принадлежащее тебе по праву. Это ты считаешь дружбой?
Доброгнева, подумав, кивнула:
— Что-то вроде. Эй, погоди! Ты что, обиделась, что я хотела тебя убить? И теперь тоже думаешь о мести? Да будет тебе, ведьма! Я же извинилась!
Прозвучало так по-детски, что Тайка невольно улыбнулась.
— Считаешь, этого достаточно, чтобы отказаться от мести? Ну давай я поговорю с Лисом, Яромиром и с остальными. Попрошу всех принести тебе официальные извинения. Ты тогда простишь нас и снимешь осаду?
— Что? Нет!!!
Доброгнева вскочила из-за стола.
— А в чем же тогда разница? — И тут до Тайки дошло. Она аж задохнулась от нежданной догадки. — В Кощее, да? Он-то уже никогда не извинится?
Место под ногами уже было расчищено от осколков. Казалось бы — ударяйся себе, превращайся… Волчья часть Тайкиной души злилась, мечтая вцепиться в глотку злой колдунье, из-за которой на войне страдали и гибли люди, человеческая же умоляла: беги! Хватай Яромира, взваливай на мохнатую спину — и деру. Поднатужишься — и унесешь.
Но, по правде говоря, оба варианта были плохими. Бессмертную чародейку никак не загрызешь, даже если с тобой сама Люта силой поделилась. А бежать — куда? И, главное, зачем? Рано или поздно Доброгнева их все равно нагонит — и уж тогда точно не помилует. Она ведь не из тех, кто будет предлагать дружбу, пусть и такую своеобразную, дважды.
А хуже всего было то, что Тайке совсем не хотелось сражаться. Прав был Яромир, когда однажды назвал ее горе-воительницей… Не войны она хотела, а мира. И если взглянуть правде в глаза — вряд ли смогла бы убить Доброгневу, даже если бы та была смертной. Но ведь еще оставалось ожерелье! От этой мысли у Тайки вспотели ладони: вот он, ее единственный шанс! Если Кощеева дочь не сможет колдовать, то пусть упивается своим бессмертием сколько угодно, зла она больше не натворит. Вот только как к ней подобраться?
Пока все эти мысли проносились у нее в голове, как облака, подгоняемые ураганным ветром, Доброгнева не двигалась. Она тяжело дышала, оперевшись руками на стол, будто сама мысль об отце причиняла ей боль. Это позволило Тайке немного осмелеть и сделать маленький шажок вперед. А потом еще один. И еще…
— Эй, ты в порядке? — Она осторожно положила руку на плечо Доброгневы и увидела, что по щекам чародейки катятся слезы.
— Что ты наделала, ведьма?! — всхлипнула та. — Я не плакала уже лет двести…
И Тайка одной рукой обняла ее, утешая. А второй незаметно достала ожерелье из висящей на боку переметной сумы и — щелк!
Не успела! Реакция Доброгневы оказалась молниеносной. Она выбила украшение из Тайкиных рук, оттолкнув девушку. От удара об пол вышибло воздух из легких. Ох, спасибо, что не на осколки упала. Значит, хотя бы не зря расчищала место…
Порывом ветра задуло свечи, и в комнате потемнело. Воздух вспыхивал синеватыми искрами — похоже, так выглядела ярость Доброгневы. А над головой гремело, словно гроза:
— Да как ты посмела?! Подлая предательница! Ну все, теперь не сносить тебе головы!
И гранаты из ожерелья брызнули в стороны под ударом крепкого каблука…
Глава двадцать восьмая. Просто везение
Только теперь Тайке стало по-настоящему страшно — до оцепенения. Боковым зрением она увидела, как Яромир, покачнувшись, упал и, кривясь от боли, пополз к ней. Наверное, действие парализующего яда ослабло. А может, отчаяние придавало дивьему воину силы.
— Слева! — выкрикнул он. На занятиях по фехтованию так же диктовал, откуда ждать удара.
Тайка не раздумывая перекатилась вправо — и вовремя. Возле ее уха в пол воткнулся кинжал Доброгневы.
— Врешь, не удерешь!
В воздухе свистнул кнут, и бок ожгла острая боль. Тайка вскрикнула, из глаз брызнули слезы. Она сжалась в комочек, чувствуя, как деревенеют руки и ноги. Потянулась к подвеске с Кладенцом, да так и застыла, не достав совсем немного. Меч нагрелся, предупреждая об опасности. А толку?
Доброгнева нависла над ней, перевернула, как котенка, и схватила за горло, прижав к полу.
— Что ты со мной сделала? Признавайся!
«Ничего. Я ничего не успела», — хотела сказать Тайка, но прилипший к небу язык совсем не слушался. Она захрипела, силясь вдохнуть воздух.
— Не
