отвечу.
— Если там был человек, минимум пять лет.
— Да не было там никакого человека! Не должно быть…
— Распоряжение было устное?
— Я же говорил — по телефону.
— Значит, никаких свидетелей.
— Кураев не такой.
— Ну, милый мой… Когда дело доходит до суда, все становятся «такими». Тем более, взрывать предложил ты. Я что, заставляю тебя говорить неправду?
— Нет, но…
Они вошли в приемную.
— А раз нет, сиди здесь и жди. Тебе, дураку, помочь хочу. Сиди!
Стукалов вошел в кабинет Рохлина, а Жданов устало опустился на стул и тупо уставился на цветы.
— Николай Николаевич Стукалов, — представил Хлебникову вошедшего Саторин. — Сколько его помню, всегда с кем-нибудь воюет. В свое время он даже на Деда что-то там написал. Тот сначала разъярился, потом удивился, подумал и сказал:
— Пусть живет. — И товарищ Стукалов окончательно уверовал в свое предназначение. — Ты где пропадаешь? Я, грешным делом, думал: напугался наш борец за справедливость.
— Мне бояться уже нечего, — заявил явно польщенный званием «борца» Стукалов.
— Помирать собрался? — насмешливо спросил Саторин.
— Повременю. — Достал из папки письмо. — В партгосконтроль. Сто сорок три подписи только по Управлению. — Передал письмо Хлебникову. — Есть ещё кое-что. Самое свеженькое.
— Выкладывай, чего уж там, — разрешил Саторин.
— На Вихоревке после взрыва затопило котлован. В котловане бытовки. В одной из них, кажется, спал человек. Распоряжение о взрыве было от Кураева.
— Кажется или спал? — направляясь к телефону, спросил Рохлин.
— Выясняют. Свидетель в приемной. Позвать?
Рохлин отложил захлебывающуюся безнадежными гудками трубку:
— Не отвечают.
— Распоряжение было устное или письменное? — спросил Саторин.
— По телефону. Звать?
Как раз в это время в приемной приоткрылась дверь кабинета Кураева и оттуда в одних носках вышел Иван Сутырин. Жданов с удивлением уставился на него.
— Слушай, мужик… Где тут туалет? — спросил Иван.
— Чего? — ещё больше удивился Жданов.
— Ну, это… Гальюн… Уборная.
— По коридору направо, — растерянно объяснил Жданов.
Иван так в носках и отправился на поиски. Жданов выглянул в коридор, посмотрел ему вслед, вернулся, осторожно заглянул в кабинет Кураева. Убедившись, что там никого, зашел, включил свет, разглядел рюкзаки, куртки, ружье на спинке стула, подошел к двери в комнату за кабинетом, попытался осторожно открыть её. Дверь не поддавалась. Подумав, решился и постучал. Услышал сонный голос Кураева:
— Кто?
— Анатолий Николаевич, Жданов. Котлован затопило после взрыва.
— Естественно, — отозвался Кураев. — Ты что, ожидал чего-то другого? Откачивай и приступай к отсыпке.
— Там алкаш в вагончике спал.
Дверь отворилась, вышел полураздетый Кураев, тщательно закрыл за собой дверь.
— Когда затопило?
— Часа три.
— А с этим что? В вагончике. Спал который.
— Ещё непонятно, может, и не спал. Мужики говорят — может, спал, может, не спал. Если поддаст, в общагу идти неохота, остается… Теперь ждем, когда откачают.
— Понятно. А ты почему здесь?
— Стукалов притащил. Говорит, Саторину расскажешь.
— Не прилетел Саторин.
— Прилетел. И этот, из обкома с ним, Хлебников кажется. Стукалов говорит, снимать вас будут.
— Даже так? — хмыкнул Кураев. — А ты тут при чем?
— Говорит — снять все равно вас снимут, а за взрыв ничего не будет. А меня под суд.
— Понятно.
Кураев подошел к телефонам, но все ещё не решил — звонить или нет.
— Стукалов по Управлению подписи собирает, — продолжал Жданов, решив выложить всю известную ему информацию до конца. — Я не подписал. И все наши тоже за вас.
— Где Иван? — спросил Кураев, отходя от телефонов.
— Кто?
— Спал здесь… Охотник. Иван. Вот здесь спал.
— В туалет пошел. В носках. А я к вам.
— Что от меня требуется?
— Они меня сейчас вызовут… Спросят: было распоряжение или нет? Вы сказали, на мое усмотрение… По телефону.
— Ясно. На тот случай, если он там, в вагончике.
— Мы же не виноваты, что он там оказался.
— Мы… Понятно. Пить покойничку надо было меньше.
— Может, ещё и не покойник… Стукалов всем врет, что вы хотите ликвидировать Управление. Поэтому все подписывают.
— Все?
— Говорит — большинство. Ещё про моральный облик… Что жена от вас уходит. Не пользуетесь поддержкой в коллективе.
— Вполне вероятно, — неожиданно засмеялся Кураев. — Когда коллектив предпочитает хорошо жить, а не хорошо работать, на его поддержку трудно рассчитывать. Всё, иди. Мне выспаться надо.
Выпроводив Жданова из кабинета в приемную, он закрыл за ним дверь.
В кабинете Рохлина все замерли в ожидании дальнейших и вроде бы уже неизбежных событий. Хлебников, только что прочитавший письмо в партгосконтроль, переданное ему Стукаловым, отозвал его в сторону и вернул письмо.
— Слишком много общих слов, Николай Николаевич. В наше время предпочтительнее конкретные факты. Что? Когда? Где? Если обращаться в наши контрольные органы только с этим — слабовато.
— По-моему, все очень конкретно, — не согласился Стукалов.
— Хорошо. Попробую доказать. Перечислите все, что здесь написано, своими словами. По пунктам. Ну, давайте.
— Прямо по пунктам?
— Можете загибать пальцы. Начинайте.
— Авантюризм.
— Инициатива, предприимчивость, неординарные решения. Дальше.
— Нежелание считаться с реальностью.
— Совсем слабо. Отрицание негативной реальности. Предвиденье, смелость, забота о будущем. Борьба с прошлыми недостатками. Мечта…
— Противопоставил себя коллективу! — заводился Стукалов. — Забыл традиции. Не желает считаться с заслугами тех, кто действительно заслужил.
Хлебников ненадолго задумался, затем уверенно стал излагать возможные доводы
