спрашивал об этом вечере. Я задал вопрос о том, с кем Аль-Саид встречался интимно, кто бы мог заболеть от него. И он начал говорить о рождестве, а Соков оборвал и потом сказал, что это была чисто мужская компания. Так. А как же Валентина? Она, получается, там тоже была? Может, она с ним любезничала и не хочет признаваться при Юре? Но он там тоже был. Может, выступал в роли сутенёра? Не похоже. Очень он наукообразный.
Тут Олег вспомнил про официантов и решил не идти снова к Юре и Вале, которые начнут оправдываться и выкручиваться, а сначала направиться в ресторан и поговорить с официантами. Найти их было делом техники. Собственно, один из них уже давно уволился, а второй рассказал, что хорошо помнит это неординарное рождество, на котором присутствовало две девушки и четверо мужчин, один из которых был иностранец, другой из министерства иностранных дел, а третий заказчик стола, письменный заказ которого можно и сейчас найти в бухгалтерии.
Заказ, естественно, Олег нашёл и прочитал фамилию заказчика. Всё теперь становилось на свои места. Можно было догадаться, почему Соков не хотел вспоминать этот вечер. Там погиб в драке тот, кто пригласил его.
Пожалуй, больше любопытства ради, а не столько для дела, Поваров поехал в отделение милиции, нашел материалы о смерти Вадима и узнал, что уголовное дело возбуждено не было, а в числе участников событий не фигурируют те, кто сидели за одним столом с Вадимом. Это казалось странным. Но в задачу Олега входило не расследовать причины гибели парня, а найти имя второй девушки, присутствовавшей на вечеринке. И он снова поехал в университет к Вале с Юрой, только в этот раз беседовать с ними он решил поотдельности.
Между тем у Настеньки дела стали идти на поправку. Осенью она вернулась в институт снова на третий курс, чем несказанно обрадовала свою преподавательницу английского языка Валентину Ивановну, видевшую в своей лучшей студентке будущую преподавательницу института с большим авторитетом в научном мире. Она сразу же предложила Настеньке взяться за научную тему для курсовой работы и намекнула, что интересно было бы, к примеру, рассмотреть в теоретическом плане вопросы модальности в английском языке, которые, довольно, по-разному раскрываются многими учёными. Можно было бы пополемизировать с ними.
Настенька, возбуждённая радостью преподавателя, активно включилась в обсуждение предложенной темы, согласившись, что она очень интересна, так как в школе они изучали всего несколько модальных глаголов, не подозревая, что эмоции можно выражать даже обычным вспомогательным глаголом "do", который ставится в предложении в этом случае казалось бы совсем не по правилам. Настенька восторженно стала рассказывать, что сначала не могла понять в чём дело, когда заметила это в одной из оригинальных книг не то Чейза, не то Шелдона, но потом уже поняла по смыслу, что глагол этот применяется в качестве усиления значения сказанного, что переводится на русский язык обычно частицей "же" в таких предложениях как "Ну ты же видел меня" или "Ты же знаешь его", что очень любопытно, так как получается, что английский глагол переводится на русский язык частицей.
– Очень любопытно, – говорила Настенька не останавливаясь, – что это особенность именно разговорного языка, на что мало обращают внимание в наших школах. Ведь вот есть же разница между обычным предложением "Come here" – "Иди сюда" или "Do, come here!" – "Да иди же сюда!". Последнее более эмоционально и чаще можно услыхать в разговоре.
Валентина Ивановна восхищённо слушала Настеньку и постоянно кивала головой. Но тут её собеседница вдруг улыбнулась виновато и смущённо проговорила:
– Только я, Валентина Ивановна, хочу взять немного другую тему для научной работы.
– Да-а-а? – разочаровано протянула преподавательница, вошедшая уже вся с головой в обсуждавшийся вопрос и прикидывавшая, что порекомендовать читать Настеньке по теме.
– Понимаете в чём дело? – не менее горячо и торопливо, желая поскорее ликвидировать разочарование любимого учителя, начала Настенька. – Когда я читала книгу Сэлинджера "Над пропастью во ржи"…
Настенька спохватилась, поняв, что дала русское название книги и тут же поправилась:
– "The Catcher In The Rye", Валентина Ивановна. Конечно я читала на английском. Прошу прощения за русский. Так вот там такой интересный разговорный язык у Колфилда, что мне очень хотелось поработать над особенностями речи тинэйджера, то есть юноши на основе этого романа и увязать это с характерами, с обстановкой, окружавшей его. Мы понимаем, что он является представителем потерянного поколения Англии, но мне он близок, как это ни покажется вам странным, тем, что и я, кажется, иногда попадаю в ситуацию потерянного поколения. Думаю, что у нас многие сегодня теряются.
Настенька на секунду задумалась и вдруг, осознав, что ушла в другую сторону, тряхнула головой, качнув волной распущенные волосы, и добавила уже повеселевшим голосом:
– Кстати, и о модальности можно будет здесь говорить, но это составит только часть работы.
Валентина Ивановна была просто потрясена своей студенткой. Никаких открытий, конечно, Настенька не сделала, но она только вернулась на третий курс, а уже такая широта подхода к научной теме, такая любовь к языку. И эту девушку они дважды не принимали в институт когда-то.
Валентина Ивановна Кравцова сама была фанатиком языка. Написала несколько учебных пособий, прежде чем защитила кандидатскую диссертацию. Усидчивости в научной работе способствовал её физический недостаток. В детстве она неудачно упала, повредив позвоночник. Рост у неё остановился, а на спине вырос небольшой горб. Это заставило с самого детства компенсировать внешнюю неполноценность умственным трудом.
В школе она была лучшей ученицей, в университете на факультете иностранных языков – лучшей студенткой. Закономерностью явилась и её учёба в аспирантуре. Теперь она преподавала язык, отдавая всю себя студентам, будучи очень строгой, требуя безукоризненных знаний, вздыхая и возмущаясь при каждой ошибке, но умея при этом и восторгаться прекрасными ответами. В институте всем было известно, что тройка, поставленная Валентиной Ивановной в зачётной книжке студента выше четвёрки, выставленной другим преподавателем.
Довольно молодая ещё женщина, она давно перестала, по крайней мере, внешне страдать от своего недостатка. Платья она умела носить так, что никто не замечал горбатости, которая скрывалась ещё и длинными чёрными волосами, спадавшими волнистыми прядями на плечи и спину. Рост ей тоже почти не мешал, так как она привыкла легко забираться на стул с ногами и садиться на его спинку, а, если уставала, то садилась на краешек стола или прохаживалась перед студентами. Всё это казалось странным лишь в первые дни занятий, а позже студенты так привыкали, что могли думать только о высокой требовательности Валентины Ивановны, боясь услышать от неё
