Вполне естественно, что стихотворение это стало известно Екатерине II. Его припев выдавал намерения писавших, пустить все это по воле волн она, конечно, не могла. Как метко заметил Е. С. Шумигорский, на масонов надвигалась гроза…
Уже на следующий год императрица отдает приказ Московскому полицмейстеру и Московскому Митрополиту произвести проверку содержания книг и журналов, издаваемых в Москве «Дружеским ученым обществом», во главе которого стоял розенкрейцер и мартинист, писатель и издатель Н. И. Новиков. Его личность до сих пор окружается современными масонами особым ореолом почтения. В 1994 г. библиотека философика герметика (Амстердама) и Всероссийская государственная библиотека иностранной литературы им. М. И. Рудомино провели даже специальную конференцию[355].
Правда, тогда гроза, благодаря митрополиту Платону, покровительствовавшему «Дружескому обществу». Он дал отзыв о Новикове, как о примерном христианине, и благожелательно оценил большинство просмотренных книг. Эта проверка не принесла никакого вреда деятельности московских розенкрейцеров. Екатерина на какое-то время успокоилась. И еще несколько лет московские масоны, принадлежавшие к другим орденам, беспрепятственно продолжали свою деятельность в Москве, Петербурге и других городах Российской империи.
Арест Новикова был первым решительным мероприятием Екатерины II против масонов. Новиков и наиболее активные члены «Ученого дружеского общества» были арестованы кто посажен в тюрьму, кто выслан. Все масонские ложи в России были закрыты. Все масоны, находившиеся в близких отношениях с Павлом, по приказанию Екатерины были удалены от него. При дворе Павла остался один Плещеев. Графу Панину и кн. Гагарину было запрещено общение с Павлом. Князя Куракина выслали в его имение.
Когда началось следствие по делу Новикова и еще восьми осужденных, то на вопрос Екатерины II о принадлежности к масонам, Павел ответил полным отказом. В то же время, следствие задало князю Н. Н. Трубецкому вопрос о Павле Петровиче: «Каким образом вы и товарищи сборища вашего заботились в сети сборища вашего уловить известную особу, о коей имели вы с принцем гессен-кассельским и переписку? То открыть вам, для чего вы такие вредные предприятия имели, и чему из того быть надеялись, где объяснить о всех товарищах, в сем деле с вами сочувствующих и помогающих?» На что Трубецкой коротко ответил: «Покойный профессор Шварц предлагал нам, чтобы известную особу сделать великим мастером в масонстве, в России. А я пред Богом скажу, что предполагая, что сия особа принята в чужих краях в масоны, согласовался на оное из единого того, чтобы иметь покровителя в оной… Но чтобы я старался уловить оную особу, то пред престолом Божиим клянусь, что не имел того в намерении, и, следовательно, ни соучастников, ни помощников иметь в оном не мог»[356].
Итак, российские масоны только предполагали, что Павла Петровича приняли в масоны за границей. Но никаких подтверждений оттуда, даже по своим каналам, они не получили.
В обвинительном приговоре по делу Новикова московским розенкрейцерам вменялось в вину, что «они употребляют разные способы, хотя вообще, к уловлению в свою секту известной по их бумагам Особы. В сем уловлении, так и упомянутой переписке, Новиков сам признал себя преступником».
Имел ли Павел с Новиковым в ту эпоху связь установить сейчас трудно. Может быть, подобная мотивировка приговора была только приемом, применяя который Екатерина II желала оттолкнуть Павла от масонов. Возможно, прав Казимир Валишевский, который в своей книге «Вокруг трона» утверждал, например, что «все сношения Новикова с Павлом ограничивались только тем, что он посылал ему какие-то книги»[357].
В данном случае важны не догадки, а то, как Павел Петрович в дальнейшем относился к масонам. По благородству своего характера Павел, с детства окруженный масонами, не догадывался об истинных тайных целях мирового масонства, считал, что масоны — добродетельные люди, желающие добра людям. Но потом у Павла, видимо, зародились какие-то подозрения. Известно, что, когда к нему однажды опять приехал Баженов, он расспрашивал его, не имеют ли масоны каких-нибудь тайных целей.
Баженову удалось убедить Павла, что масоны не имеют никаких дурных замыслов, что их цель высока и благородна — братство всех живущих на земле людей. «Бог с вами, — сказал тогда Павел, — только живите смирно»[358].
Прозрение наступило неожиданно. Когда в 1789 г. разразилась Великая французская революция, и Павлу Петровичу стало известно об участии в ней масонов, он резко изменил свое отношение к масонам. Зимой 1791/1792 г., когда Баженов снова приехал к нему и заговорил о масонстве, Павел резко заявил ему: «Я тебя люблю и принимаю, как художника, а не как мартиниста: о них я слышать не хочу, и ты рта не разевай о них»[359].
Обвинения в принадлежности Павла I к масонам выдвигают еще и по следующей причине. В первые же дни своего царствования Павел отдал приказ освободить Новикова и остальных масонов, все они были осыпаны милостями и новыми назначениями. Т. А. Бакунина, как, кстати, и многие другие исследователи, объясняет эти поступки императора, как противоположение действиям покойной императрицы. После коронации в Москве у Павла I даже появилась мысль об открытии масонских лож, для чего, как сообщает предание, были собраны влиятельнейшие масоны, но они сами просили с открытием лож повременить. Павел, как говорят, обошелся с масонами весьма любезно, каждому подал руку и сказал: «В случае надобности, пишите ко мне просто, по-братски и без всяких комплиментов».
По другой версии, приведенной в записке Особой канцелярии министерства полиции, этот эпизод передается с несколько другими подробностями. По приезде в Москву на коронацию Павел будто бы велел профессору Московского университета Х. Ф. Маттеи, управлявшему ложей «Три меча», созвать всех главных масонов. Государь приехал на собрание и предложил присутствующим высказаться, не признают ли они за лучшее прекратить масонские собрания «ввиду распространившихся покушений на мнение общее». Все ответили отрицательно, только Провинциальный Великий мастер рижских лож барон Унгерн-Штернберг высказался, что мера, предложенная государем, необходима, особенно для пограничных губерний, куда могут проникать всякого рода люди. Павел остался доволен этим заявлением и якобы сказал: «Не собирайтесь более до моего повеления».
Повеления такого, однако, не последовало, и отношения между Павлом и масонами развития не имели ввиду принятия государем в 1798 г. гроссмейстерства в Мальтийском ордене; в связи с этим известные масоны должны были обязаться подпиской не открывать лож без особого разрешения. Такой поворот в настроении императора, который легко объясняется его порывистым, болезненным характером, конечно, очень повредил успеху масонства в России. Но следует все же заметить, что во время царствования императора Павла никто из членов братства не подвергался преследованию за принадлежность к масонству[360].
