вылечи.
— Как⁈
Я еще с древним князем не разобралась. И с суженой его. Теперь вон божественный источник добавился.
— Сила. Чужая. Травит. Мешает. Забери… отдай… куда-нибудь подальше. А то корни дуба от нее сохнут. Уйдет он. Уйдет и вода. И жизнь.
Как-то это прозвучало… предупреждающе, что ли?
— Почему… вы ведь знаете, что это. И где это. И… почему вы просто… вы же сильнее! И вообще богиня.
— В том и дело. Не место мне в вашем мире. Что руками людей сотворено, то только людям и менять, — произнесла она неожиданно ласково, будто с ребенком разговаривая. — Не бойся. Оно не злое.
Но и не доброе.
И еще я помню, что с Розалией случилось. И не хочу такой смерти… хотя, конечно, странно бояться смерти, стоя рядом с той, кто и есть смерть.
Она же коснулась моих волос. Осторожно, будто опасаясь прикосновением этим причинить вред. И пальцы скользнули, оставляя теплый живой след.
— У вас же есть те… слуги… не знаю, жрицы! Есть ведь⁈
Конечно, есть.
Старые боги никуда не ушли, да, отступили и большею частью люди ходят в иные храмы, но… заговоры, наговоры. И мне ли, ведьме, не знать о том, что есть и иная вера.
Тем более сейчас.
— В них моя сила. И потому не могут они, — покачала головой богиня. — Ты справишься.
Ну да, оно же ж просто так.
— Расскажите… что мне вовсе искать? И где? И… и не понимаю, почему я⁈ Я же тут вообще случайный человек…
И запинаюсь. Больно взгляд у нее снисходительный.
— Не случайный? Так?
Едва заметный кивок.
— И как… вы ведь знаете. Знаете, как оно было на самом деле…
Богиня покачала головой.
— Я далеко не так сильна, как во времена былые. Да и тогда-то не была всеведущею. Это людям проще жить, когда вроде как за ними боги присматривают. А ежели что не так, то худо смотрели.
Странно как…
— А вы все тянетесь, тянетесь к тому, что неможно. Играетесь. Путаете нити жизни, пока не запутаете так, что вовек не разобрать.
Она чуть наклонилась. И холодные губы коснулись чела.
— Не бойся, девочка…
А в руку мне вложили.
— Что это?
— Вода.
— Живая? Или мертвая?
— А тут сама решай, — донеслось сквозь шум листьев. И я упала… падала, падала и упала. В кровать, в которой очнулась сразу вот, хватая воздух губами.
Хотела себя нужной почувствовать, Ласточкина?
Пожалуйста!
Нужнее некуда. И главное, что онемевшие почему-то замерзшие пальцы стискивают флакон.
С трудом получается руку поднять. Стекло. Старое, мутноватое, и сквозь него ничего не видно. Даже мелькает мысль, что обманули, что пуст флакон.
Но…
Нет, не пуст. От воды пахнет той самой пылью. И безнадежностью. Еще влажной древесной корой. Лесом. Всем и сразу.
Вода.
Живая и мертвая. Я заткнула флакон крышечкой и подумала, что такое сокровище спрятать бы. Если это и вправду… а к чему ей врать-то?
И голова раскалывается.
Но спрятать надо.
Куда?
Князь, конечно, упырь порядочный, но…
Я с трудом добралась до подоконника и, распахнув окно, почти легла на него, да и лежала, вдыхая сырой утренний воздух. Рассвет едва теплился. И выходит, что проспала я от силы пару часов. Может, и слабость от того? С недосыпу?
И от божественного вмешательства?
Сколько я лежала на подоконнике, глядя на темную зелень сада, не знаю. Наконец, поняла, что лежать-то неудобно. Подоконник на живот давит, голова вниз свешивается, да и вообще пить охота.
И в туалет.
Даже и не знаю, чего сильнее.
От подоконника я отползла. Вода обнаружилась рядом с кроватью, в графине. С виду вполне обыкновенная, может, артезианская, может, водопроводная фильтрованная, кто тут что знает… ладно, потом разберусь. А в соседней комнатке — душ с туалетом. То, что надо. И наличие белоснежного халата уже воспринимается, как само собой разумеющееся.
Моя одежда грязна. И кажется, восстановлению не подлежит. Включая кроссовки, а их жаль, новые совсем…
Из комнаты я вышла босиком.
И едва не споткнулась о рыся, что вытянулся поперек порога.
— Чтоб тебя! — сказала я, когда когтистая зверюга взмыла стрелой. Еще и зашипела, спину выгнув. — Хвост отдавлю!
Рысь нагло повернулся задом, демонстрируя куцый хвост. Ну да, отдавить такой надо бы постараться.
— Значит, лапы отдавлю. Лапы у тебя длинные… — проворчала я, давя зевок. — Мне бы домой…
Рысь тявкнула.
И плюхнулась на зад.
Здоровый он все-таки, однако… не тигр, конечно, но все одно крупнее нормальных, точнее тех, которые в зоопарке живут.
— Домой нельзя? Тогда хотя бы на кухню, — сказала я, когда разглядывать зверя надоело. Интересно, он меня охраняет или сторожит, чтобы не сбежала ненароком. — Я проголодалась что-то.
Рысь склонил голову на бок.
— Уши оборву, — я все-таки подхватила полы халата и протиснулась между стеной и зверем. — Или заколдую…
Угроза подействовала слабо.
Вообще мог бы и в человеческом обличье посторожить, а то неудобно как-то. Он меня знает, а вот я… ну не похож он на Мирослава. С морды, так сказать. Какая-то она… недостаточно самоуверенная, что ли? Вот до чего довели.
Уже рысью физиогномику познавать стала.
Как ни странно, чем дальше, тем лучше я себя чувствовала. Усталость окончательно прошла, а с нею и сонливость. На меня же снизошло престранное спокойствие.
Все будет хорошо.
Или как-нибудь.
И…
Рысь обогнул меня и трусцой побежал вперед, то и дело оглядываясь, следую ли за ним. Надеюсь, он на кухню меня ведет.
Глава 39
На кухню. Или это еще не кухня? Комната, залитая светом. Окна огромные, в пол. За ними сразу терраса начинается. А в комнате — длиннющая столешница с коробом кофе-машины, какие-то еще машины. Кажется, холодильник. Стулья высокие, барные.
И диванчик.
Нет, это еще не кухня.
А главное, я была не первым посетителем.
— Извините, — я нисколько не удивилась, увидев Марка Ивановича, изучающего кофе-машину. — Сон был такой… все одно не лягу. Кофе бы.
— Присаживайтесь, — он указал на диванчик, стоящий у окна. — Сейчас принесу. Кушать хотите?
Я прислушалась и поняла, что хочу.
Рысь устроилась рядом с диванчиком и, растопырив когтистую лапу, принялась её вылизывать. Или принялся?
— Я кухню искала. Я и сама могу, — сказала на всякий случай.
— Не стоит. Оливер весьма… нервно относится ко всем, кто покушается на его владения. Пожалуй, только Святе и позволено к холодильникам прикасаться.
— Как она?
Мэр нажал пару кнопок, и машина заурчала.
— Спит. Все будет хорошо… теперь все будет хорошо, — он произнес это как-то не слишком уверенно.
— Она ни в чем не виновата.
— Конечно, — согласился Марк Иванович. — Мы виноваты… я вот виноват. Недосмотрел. Наина. Князь…
Он произнес это тихо. Но рысь заворчала.
— Ты тоже… заигрались во всеведущих и всемогущих. Привыкли, что тут тишь да гладь, и все-то знают, как себя вести. И никогда-то проблем… самая большая — нетрезвые водители. Или вон гонщики. Иди драки в барах, когда молодняк гуляет. Извините.
Он вышел.
А я вот осталась. И рысь.
— Может, все-таки в человеческом обличье? — шепотом предложила я. — Тогда и поговорить можно будет. Если что, я отвернуться могу. Если вы стесняетесь…
— Да не стесняется он, — мэр появился незаметно, а главное, пухлый такой, домашний с виду, а ступает так, что и рысь не услышал. Вон как нервно ухом дернул. — Не может.
Рысь заворчал предупреждающе.
— Не скалься, — Марк Иванович протянул мне тарелку. — Вот… время раннее, но сейчас омлет сделают. А пока можно.
Крохотные, на один укус, бутерброды с красной рыбой.
Сыром.
Еще чем-то, зеленым и воздушным, наверняка вкусным. Да, жизнь определенно налаживалась.
— Зареслав, — указал на рыся Марк Иванович. — Старший брат Мира.
Ворчание сменилось вздохом и рысь растянулся на полу, пристроив косматую голову на лапы.
— А разве… извините, что не в свое дело лезу. Наверное. Просто…
— Свое, не свое… много с тобой такого рядом, что тут и не поймешь, свое или нет. Суженую он утратил. Давно уж…
Рыся захотелось погладить.
Неразумное желание гладить хищника, даже если он грустным выглядит, поэтому руки я заняла бутербродами.
Марк Иванович задумался и лицом потемнел.
— Через год после того, как моя… — и рукой грудь погладил. — Несчастный случай…
Еще один?
Затыкаю вопрос очередным бутербродом. Крохотные. Удобно. Жую и молчу. А тут и кофий подоспел. Мэр подал крохотную чашечку.
— Маверик лучше варит, но он занят пока.
Ничего. Мне и так сойдет. А вспоминая тело Розалии, как-то даже не тянет отвлекать Маверика от его занятия.
— Через год… нам бы подумать, но… —
