И перспектива — депутат Госдумы от КПРФ. Спасибо, говорю, но если бы мне надо было стать депутатом Госдумы, я бы по любому округу в Петербурге набрал бы семьдесят процентов в первом туре. Но зачем? Мне и без мандата чудно живется, мне интересно работать, в перспективе я лучше свой канал сделаю. Но пообещал Зюганову, что буду иногда помогать.
Конечно, разговор после третьей был. После второй он еще как-то держится. А после пятой спать идет. А вот в промежутке много чего интересного можно узнать. Например, как-то оказался я в странной компании с ним и Глазьевым[457]. Дело происходило в моем редакционном кабинете на студии после прямого эфира. Водку привез Глазьев из Красноярска. Он там баллотировался в губернаторы. Это 2002 год был. А у меня и закуси никакой нет, только хлеб черный. Глазьев пригубил, занюхал. Я сделал вид, что выпил. Андреич тяпнул, потом еще, горбушкой закусил, еще раз крякнул, рыгнул, покраснел и говорит:
— Вот, Дима, видишь, как оно получается! Мы Серегу, конечно, еще выдвинем, государственный он человек, ученый! А тут вот какая история: ни копейки мы ему не давали, да? Скажи, Серега, сколько денег мы тебе дали? Только на гостиницу и брошюру напечатать!
Глазьев подтвердил. Оказывается, за первый месяц выборной кампании рейтинг с нуля дошел до сорока двух процентов. И он перестал вести агитацию, так как побеждал влет. А договорки с Москвой не было. Точнее, была обратная — что КПРФ Красноярский край не трогает. Я спрашиваю:
— А что было бы, если бы не снялся? Через суд бы сняли, вбросили бы так, что мама не горюй, объявили бы выборы недействительными?
Андреич на меня смотрит опять с сожалением. Вот вроде с виду не скажешь, что круглый дурак, а такую фигню все время спрашивает!
— Да с радостью бы оставили Серегу губернатором! А потом субвенции обрезали бы, загнобили бы край, пожертвовали бы даже «Норникелем»[458]! Чтобы потом показывать: вот что будет с каждым регионом, где коммунисты к власти придут. Не время, брат, нет, не настал еще час, не готова страна. Испортил пятнистый[459] нам всю жизнь, на десятки лет вперед нагадил! Ну ничего. Как китайцы живут? На столетия вперед мыслят! Так и нам надо. Ну давайте, товарищи, выпьем за возвращение России на путь истины!
В узком кругу после третьей Батя (эта кликуха у него со школы) крайне прост. Есть идея. Если пытаться ее сформулировать в двух словах, то никакого марксизма-ленинизма в ней нет. Смысл и суть — социальное государство, общество всеобщего благоденствия, в котором русский народ как бы муж. А остальные народы — как бы жены. Гарем. Муж кормит и любит, жены дают и рожают. При этом подчиняются, в дела не лезут и между собой соревнуются за право ублажать. А не хотят, так и нечего кормить. Пусть живут в специальных комнатах на хлебе и воде. Но развод не разрешать, ибо нефиг. В социальном плане — максимальное повышение благосостояния народа в рамках заранее заданной модели потребления. То есть без бедных и богатых. Квартира на семью, метров по восемь на каждого, машина на семью, возможно, дачный участок. Но население должно быть размазано по всей стране. То есть не в столицах концентрироваться, а равномерно. Для этого нужна авторитарная система, то есть жесткая вождистская власть авторитетного правителя и система добровольно-принудительного исполнения решений правителя. Форма власти значения не имеет. Монархия, республика, все это фигня. Главное, чтобы была система принуждения не через репрессии, а типа морального единства. Кто не с нами, тот против нас. А если против, то на работу не брать, в институт не принимать, лечить кое-как, в города не пускать жить и вообще обструкция и бойкот. Ну а если какой недовольный начнет рыпаться и идти против системы, то его, конечно, давить. Идеальное общество — Куба. Все любят вождей, все заняты, все голые, никто ничего не требует. Идеальная экономическая система — модернизированный скандинавский социализм. Высочайшие налоги на любой доход, превышающий базовый уровень. Теоретики — Грамши, Торез, Тольятти, Кастро[460]. Немного Мао. После четвертой шепотом добавляется Троцкий, но только если совсем свои вокруг. И с оговоркой, что экономист он был скверный, а вот постоянная гальванизация процесса — хороший способ. Религия — опиум народа, а не ДЛЯ народа. Это как водка, запрещать нельзя, но надо госмонополию. Спорт — дело государственное. Финансировать из бюджета в приоритетном порядке. Власть должна быть несменяемая, чтобы не ставить под угрозу поступательное развитие. Упор на национальную культуру. Искать, придумывать, находить. Никаких внешних влияний на идеологию, ибо чревато разрушением идеалов.
В городе Тосно мы сидели вдвоем за стойкой гостиничного бара. Это были выборы губернатора Ленобласти, и я подрядился вести пиар кандидата. А тот, понимая, что не проходит, подрядил Зюганова целую неделю ездить по всяким Пырловкам[461] агитировать. И я вляпался в этот вояж. В тот вечер Батя был в ударе и пошел на шестую. Все уже срубились и расползлись, остался один я.
— Вот почему ты не с нами, Дима? Тебе нужно работать в партии. Принять, наконец, наши идеалы, вступить официально в ряды. Вот что тебя сдерживает?
— Андреич, ну какой из меня функционер? Да и не люблю я вашу партию, от нее кровью и говном разит за километр!
— Это ты про сталинские репрессии? Так вот, слушай, что я тебе скажу! Только имей в виду, я НИКОГДА это публично не произнесу и никогда не признаюсь, что говорил тебе это, понял? Так вот, ты знаешь, что такое «особая папка Политбюро ЦК»?
— Знаю, это сборник секретных материалов, к которым был допуск только у секретарей ЦК КПСС. И она передана в архив после запрета КПСС в 1991 году. А что?
— Нет, ни хрена ты не знаешь. Особая папка — это не подшивка документов, это гриф секретности. Высшей секретности! И документы Политбюро не в архиве. Когда Мишка Меченый[462] продался Израилю, он хотел уничтожить самые важные документы, но верные делу партии люди смогли сделать копии. И я, как первый секретарь, знаю всю историю сталинских чисток. Ты знаешь, сколько евреев было в партийном и советском аппарате в 1936 году? Какой процент? Так вот я тебе скажу.
Тут Батя громко рыгнул, выпучил глаза и положил мне тяжелую лапу на плечо. Было видно, что я сейчас прохожу высшую степень посвящения. То ли кивать, то ли плакать, то ли смеяться. Батя продолжил процедуру рукополагания:
— Так
