– Он же молодой совсем! – охренел я от такой новости.
– Зато показал себя, – объяснил Терещенко. – Накануне путча выступил с докладом по результатам деятельности возглавляемой им комиссии. Поработала она хорошо. Уж, казалось, чего не знаем о войне? Но они подняли архивы, а там… Многочисленные нерасследованные случаи геноцида населения республики, неточный подсчет жертв. Оказалось, что в войну погиб не каждый четвертый житель Белоруссии, как считалось, а каждый третий. В СССР это почему-то замалчивалось. Еще рассказал, как и кто из местных в войну работал на фашистов. Назвал фамилии, имена. Среди них были те, кого наши свядомые из БНФ поднимали на щит. Дескать, ничего плохого не делали, заботились о национальном возрождении, стишки на мове писали. Лукашенко просто зачитал, кто из этих упырей и сколько получил имущества расстрелянных евреев. Мебель, утварь, перины и подушки… Гниды! – Терещенко потемнел лицом. – Тут уж всех проняло. В заключение сказал, что прокуратуре республики необходимо возбудить уголовное дело по фактам геноцида в Белоруссии[86], потребовать от иностранных государств выдать виновных в нем лиц, поскольку эти преступления не имеют срока давности, а Германии предъявить счет за нанесенный ею республике ущерб. СССР в пятидесятые отказался от репараций, но Белоруссия этого не делала. Не знаю, кто ему это подсказал, но депутатам понравилось.
Еще бы!
– Шушкевич в председатели не пробьется? – на всякий случай уточнил я.
– Нет, – покрутил головой Терещенко. – Он себя дружбой с БНФ скомпрометировал. Лукашенко выберут. Компромиссная фигура, хотя временная.
Ну, это вы сильно заблуждаетесь. Александр Григорьевич свой шанс не упустит. От новостей политических перешли к хозяйственным. Кооператив, естественно, деятельности не вел, но денег на его счету пока хватало. Хилькевич ушел из КГБ и разработал план деятельности службы безопасности. Я обещал его рассмотреть. Посидели душевно. Первыми ушли тесть с тещей, следом – Тамара с Машей. Остальных я попросил задержаться.
– Есть тема, – сказал, когда остались вчетвером. – Мне с кубинскими учеными удалось создать лекарство от рака. В Гаване уже развернули производство. Предлагаю сделать это и в Минске.
– Насколько эффективно лекарство? – подобрался Воронов.
– Дети и подростки исцеляются все. Данных насчет взрослых нет – им его пока не дают. Полагаю, будет то же, только излечение займет больше времени. Принцип одинаков: активированный настой заставляет клетки опухоли перерождаться в здоровые. Точно так работал и я.
– Это же прорыв! – воскликнул Воронов. – Новое направление в медицине!
– Разумеется, – не стал скромничать я. – Только у кубинцев есть условия – технология хранится в секрете, лекарство никому не продавать, а использовать на месте под надзором, дабы исключить факты хищения.
– Мы же захлебнемся! – покачал головой Воронов. – Сюда хлынет весь Союз!
– На то вы и министр, чтобы организовать процесс, – пожал я плечами. – Иначе не получится. У кубинцев требования жесткие – информация не должна выйти за пределы круга посвященных.
– Почему?
– Потому что это деньги. Та самая валюта, которой остро не хватает Кубе, да и нам тоже. Вы хотите обеспечить больницы одноразовыми шприцами и системами переливания? Закупить новейшее медицинское оборудование? Лучшие лекарства? Только где взять на это средства? В бюджете их нет. А так сами привезут, да еще попросят, чтобы взяли.
– Вы жестокий человек, Михаил Иванович! – вздохнул министр.
– На Западе научился, – усмехнулся я. – Там, если у тебя нет страховки или денег, ложись и помирай. Лечить не станут. Своих будем исцелять бесплатно, иностранцев – за деньги. Как и они наших, к слову.
– Без кубинцев не получится? – спросил Воронов.
– Исключено. В лекарстве имеется растительный компонент, который нужно закупать в Южной Америке. В скором времени кубинцы приберут его к рукам. Перекроют нам источник на раз два. Но зачем с ними ссориться? Технологию и необходимую помощь они предоставят бесплатно. Предлагаю вам слетать в Гавану. Взять группу специалистов, пообщаться с коллегами. Предварительно созвонитесь, контакты я дам. Расходы по поездке оплачу. Вот! – я выложил на стол стопку долларов. – Будет мало, жена еще подвезет.
– Владимир Сергеевич! – поспешил Терещенко. – Михаил Иванович дело говорит. Представляете перспективы? Мы откроем новые клиники, научно-практический центр. Белорусская наука прогремит по всему миру!
– Не сломаться бы только под таким грузом, – пробурчал Воронов. – Ладно, пробуем. Где ваши контакты, Михаил Иванович?
На том и поладили. Последним ушел Хилькевич. Мы с ним немного поговорили наедине. Николай Сергеевич перспективы оценил. Возглавить службу безопасности научно-производственного комплекса – это вам не в каком-то кооперативе охрану налаживать.
– В правительстве могут не утвердить, – высказал он опасение. – На такую должность желающие найдутся.
– Решать будем мы, – успокоил я. – Если быть точным – кубинцы, с нашей подачи, естественно. Захотят в правительстве иметь устойчивый источник валюты, согласятся. Нет – найдем другую локацию. Примут где угодно, в той же России, например. Попрошу Ельцина помочь. Он мне обязан.
– Говорят, вы спасли ему жизнь?
– Было дело, – подтвердил я. – Вы откуда знаете?
– БиБиСи передало. Там их журналист был.
Точно! Много их на крыше толкалось.
– При такой поддержке вам и здесь не возразят, – заключил Хилькевич. – Никому не хочется ссориться с Россией. Только вам придется возглавить комплекс, постороннего подпускать опасно. А ну если наберет блатных и развалит дело? Или станет брать с больных взятки? Ту же технологию Западу продаст.
Прав Хилькевич, ох, как прав! Кумовство среди руководящих кадров Беларуси не исчезнет даже в 21 веке. Как Батька с этим не боролся, вытравить не удалось. Местечковое сознание – порадеть родному человечку, заодно окружить себя преданными людьми. Которые дубы дубами, но за начальника горой. Будь я президентом, то на должности назначал бы исключительно сирот, да еще на сиротах женатых. Шутка. Грустная, увы.
– Не хотел бы, Николай Сергеевич, – вздохнул я. – Меня дети ждут. Кто их исцелит?
– Не обязательно тащить все на себе, – успокоил Хилькевич. – На это заместители есть. Мы их обязательно проверим, а потом и присмотрим. Но вожжи должны держать вы.
На том и завершили разговор. И вот теперь «Ауди» мчит меня в деревню. Ту самую, где год с лишним назад пенсионер Мурашко переместился в собственное тело, только тридцатью годами моложе. Где живет тетя Оля, вырастившая меня с малых лет, и которую я не видал уже давно. В последний раз приезжали к ней с Викой осенью прошлого года. Я писал ей из Аргентины, слал фотографии, но получила ли, не знаю. Телефона у нее нет, как, впрочем, ни у никого в Прилеповке. Тянуть сюда проводную связь дорого, деревня признана неперспективной. Молодежи почти не осталось, живут большей частью старики, да и те переселяются на кладбище. Там уже покоятся мои дед с бабушкой. Навестить тетю нужно обязательно, а еще меня сюда тянуло. Неизвестно почему и для чего, но приехать нужно.
