— Привет, Мерз, — прохладно поздоровалась она.
И меня словно оглушило, в прошлое со всей дури макнуло. Прямо мордой, об асфальт, размазав во все стороны.
— Меня так больше никто не называет.
— Да? — Осипова вскинула темную бровь и посмотрела с отстраненным интересом. — А как тебя называют?
— Захар Анатольевич, — ответил с усмешкой.
Она задумалась, словно прикидывая мысленно, пробуя это сочетание на вкус.
— Пожалуй, воздержусь от такого официоза. Мерзом был, Мерзом и останешься.
— Все еще сердишь?
— За что?
— За то, что уехал.
— Уймись, Захар. Это было давно и неправда. Уехал и уехал, какая теперь разница?
Оса — такая Оса. Ни за что по-человечески не отреагирует. Этим, наверное, и цепляет.
— Действительно. Никакой.
— Зачем пожаловал?
— Ты знаешь.
— Понятия не имею, — в полнейшем недоумении руками развела, — вариант, что соскучился, сразу откидываю. Ибо на тебя непохоже.
— А что на меня похоже? — чуть склонив голову, рассматривал ее, пытаясь уловить новые черты, чужие.
Их не было. Все та же Оса.
Она снова пожала плечами. Немного раздраженно и потеряно:
— Как работа?
— Отлично. Еще не разбогател, но нервный тик уже нажил. А как у тебя? — мы играли в пинг-понг наводящими вопросами, прощупывали друг друга, словно заново знакомились. — Встретила свою великую любовь?
Мне внезапно захотелось, чтобы она сказала «нет». Чтобы у нее, как и у меня, не было никого, чтобы даже думать об этом могла.
— Не то, чтобы я к этому упорно стремилась, — Анька усмехнулась, — но работы ведутся.
— И как успехи? — процедил сквозь зубы.
— Так же, как и у тебя с работой. Замуж еще не вышла, но уже задолбалась красоту наводить.
— По-моему, очень даже ничего, — окинул ее наглым оценивающим взглядом.
Другая бы смутилась, но только не Аня. Эта лишь бровь вопросительно вскинула:
— Я не поняла, Меранов. Ты ко мне подкатываешь? Завязывай. Комплименты — вообще не твое. Лучше скажи, зачем приехал.
— К тебе. Все-таки соскучился.
— Тогда другой вопрос. Зачем уезжал?
— В погоне за мечтой.
— Мечта — это правильно, — кивнула уверенно. Мы замолчали. Просто стояли друг напротив друга, смотрели, думали каждый о своем.
— Что делать-то будем? — наконец, поинтересовалась Аня, когда молчание стало совсем уж неприличным.
— Понятия не имею. Покатаемся?
— Я за рулем. Или боишься?
— Еще чего, — бросил ей ключи.
Она ловко их поймала и по-хозяйски забралась на водительское сиденье.
Машина Осипову слушалась беспрекословно, будто только и ждала, когда эта зараза за руль сядет. Мы выехали на центральный проспект, покружились по улочкам, прокатили мимо универа. Оказывается, Аня теперь там работала. Кто бы мог подумать.
Потом выехали за город, туда, где по ночам все самое интересное происходило.
Сейчас здесь было пустынно. По безлюдной дороге неспешно перекатывались желтые листья, серой громадой возвышался старый аэропорт, и ни души. Автомобиль плавно остановился на широкой обочине недалеко от затертой, едва различимой линии старта.
— Зачем мы сюда приехали? — не отрываясь от подголовника, покосился в ее сторону.
— Не знаю. Это место у меня ассоциируется… с нами.
— Поговорим? — вопрос прозвучал нелепо. Уже говорили.
— Давай, — Аня обернулась ко мне вполоборота. Посмотрела внимательно. И у меня язык к небу примерз. Глупо как-то, бестолково.
— Я долго думал и готов попробовать.
— Звучит очень интересно, — одобряюще показала большой палец, — но ни хрена не понятно. О чем думал? К чему готов? Расскажи, может, проникнусь, посоветую чего.
Злится. Однозначно. Хоть и пытается это скрыть за маской небрежности.
— О нас думал. И об отношениях на расстоянии.
— Понятно, — протянула Анечка, — значит, думал-думал и надумал?
— Да.
— Готов теперь, да?
— Да.
— Здорово. К сожалению, не могу сказать того же самого про себя, — нос сморщила и отвернулась, раздраженно постукивая пальцами по рулю.
— Ань, не пенься. Мы же не ругались. Расстались тихо-мирно, без выяснения отношений.
— Конечно. Ты просто сказал: иди на хер, Анечка, в моей жизни есть более важные вещи, чем ты.
— Я так не говорил.
— Именно так и сказал. Просто другими словами.
— Но…
Она посмотрела на меня исподлобья, как на дурака.
— Ладно, — в пораженческом жесте поднял руки, — было дело.
— Кто мне даст гарантию, что спустя некоторое время тебя снова не накроет идея самопожертвования во имя великой цели? Заработать миллиард, покорить Эверест, сменить пол? И ты снова не попросишь меня с вещами на выход?
— Не накроет, — произнес категорично, за что получил еще один выразительный и не очень добрый взгляд.
— Мерз, я тебе не верю, — строго произнесла Осипова. — Я не буду строить из себя из себя сахарную королеву и говорить, что мне плевать, что даже не вспоминала. Вспоминала. Еще как. Ты мне дорог. Наверное, я тебя даже люблю. Но подставляться и снова из-за тебя помирать? Нет, спасибо. Что? Что ты лыбишься, как придурок?
— Ты сказала, что любишь.
— Типа сюрприз? Типа ты не догадывался? — нагло взглянула, ничуть не смущаясь своего признания и явно не ожидая ответного.
— По тебе трудно угадать, что у тебя в голове творится.
— Это защитный механизм, чтобы всякие не лезли и не топтались грязными ногами, где ни попадя, — отмахнулась она, — мне, знаешь ли, на пути вечно козлы всякие попадаются. Приходится выкручиваться.
— Меня, как я понимаю, ты тоже к категории козлов приписала.
— Нет. Ты не козел. Ты — Мерз.
— Звучит как ругательство.
— Может быть, — Анька пожала плечами, — ты для меня много сделал. Больше, чем кто бы то ни было. И я тебе за это всю жизнь благодарна буду. Но и потоптался знатно. И я вовсе не про студенческие шалости, а про твое одностороннее желание поставить точку.
— Я был неправ.
— И чего ты теперь от меня ждешь? Радостных криков? Счастливого обморока? Или, может, я должна броситься к тебе на шею с воплем: как здорово, что ты вернулся?
— Было бы неплохо.
