Книга Византийский узел - Александр Забусов

Вот он наконец-то и добрался до вожделенной точки своего путешествия. Обида и разъедающая изнутри ненависть к обидчику, человеку, нарушившему все его чаяния и планы, связанные с Русью, подгоняла, влекла его за собой. Выбравшись из совсем уж далекой славянской глуши в стольный град Чернигов, он, как и ожидалось, опоздал. Его личный враг и враг империи в одном лице давно уже ушел из города.

Остановился в доме у Периклоса Спула, представителя уважаемого в Константинополе купеческого семейства, по совместительству резидента очень хитрого государственного департамента, занимающегося деятельностью, отнюдь не связанной с профессией купца. Разведка, подкуп, убийство, интриги – вот основная доменанта деятельности господина Спула в Великом княжестве Киевском. Прикрывшись благообразной внешностью, богобоязнью и необычайной честностью к партнерам по ремеслу, он создал образ человека, далекого от любой политики, при этом имея разветвленную сеть шпионов и убийц на черниговской земле. Нити паутины от его логова тянулись в печенежские степи, в земли Германской империи, в северные леса, подконтрольные новгородской вольнице.

За долгие годы жизни среди славян Спул, обжившись, научился просчитывать их в большинстве своем бесхитросные планы, стараясь быть хотя бы на шаг впереди фигур, делающих свою игру на шахматном поле государства русов. Да, видимо, годы берут свое, за последние четыре года он «проспал» несколько событий, произошедших в стране варваров, из-за самых существенных из них византийское войско сейчас и терпит поражения.

Приняв благочинного монаха Иоанна у себя в доме, Периклос на его просьбу поделился богатой, скрупулезно собранной информацией на родового боярина кривичей. Они с монахом знали друг друга уже много лет, изредка пересекаясь в столице Византии, занимаясь одним и тем же делом, но в разных странах. Купец таиться не стал, рассказал про интриги при дворе, о том, что не смог помешать кривичу набрать среди бояр и воинов полк для болгарской войны. Упомянул про трех гонцов из Гордеева городища, бывших на постое у боярина Ставра, что после их отъезда случилась пропажа его доверенного человека и двух ватаг лихих людей, работающих на него.

Отдохнув и восстановившись за неделю, Иоанн дальше отправился по следам кривической дружины. Он – не воин, он маг, приверженец исихаизма, мистического течения в христианстве, он – правоверный монах, посему и дорога в Болгарию растянулась для него на более долгий срок, чем для просто вооруженного всадника. Посетил Киев, Переяславец. Сплавившись по Борисфену до порогов, через земли кочевников и берендеев ступил на земли болгар. Когда воюют почти на всем пройденном пути, эта дорога для обычного монаха растянулась бы, может быть, на полгода, Иоанн же прошел ее значительно быстрей. Встречи с татями, печенегами и венграми оказались для них встречами с негативными последствиями. Кто смог выжить, бежал без оглядки со скоростью, которой не обладал никогда до этого.

К Доростолу монах добрался, можно сказать, «к шапочному разбору». Придя в лагерь императора, через епископа Евхаитского Феофила попросил аудиенции у базилевса. Благосклонно получив разрешение, Феофил привел монаха в императорский шатер. Иоанн Цимисхий был в расстроенных чувствах. С одной стороны, радовался: ему доложили о гибели в случившемся сегодня бою скифского воеводы Икмора и сына Святослава, княжича Мечеслава. С другой стороны, росы перемололи еще два полка катафрактов.

В шатре огромных размеров, наполненном роскошью и красками шелковых тканей, деревом резных столиков и кресел, ковров на полах, монах увидал императора. Белое ухоженное, со здоровым румянцем на щеках, лицо, белокурые волосы, слегка поредевшие повыше лба, под тонким носом рыжие усы и борода на подбородке. На тонкой материи одежды надет пластинчатый доспех, металл на котором был покрыт тонким слоем золота. Впечатление от созерцания полубога на земле портил маленький рост.

«Да, Господь наш явно пожадничал, дав этому недомерку столь малый рост. Отсюда и комплексы берутся, всем хочет доказать, что он особенный. Ходят легенды о его щедрости, бесстрашии, колоссальной физической силе. Правда, злоязыкие недоброжелатели пускают слухи, что на пирах не воздержан в питие, да не пропустит мимо ни одной девы. Так кто не без греха, бог ему судья!» – просканировал взором базилевса монах из-под мохнатых бровей.

В свою очередь, пронзительный взгляд голубых глаз базилевса старался проникнуть внутрь сущности монаха, пришедшего из Руси.

«Не прост монах. Феофан доложил, из какого гнезда вылетел этот ворон, сказал, может помочь. Только вот чем? Армия шепчется по углам, в воздухе витает вопрос: можно ли вообще победить русов? Все изрядно устали от крови. Тут появляется этот колдун с крестом на груди. Что я, базилевс, должен сделать? Ладно, посмотрим».

– Мне доложили, что ты пришел к нам из земель архонта русов. Так это?

– Истинная правда, богоравный! Прошел по княжествам варваров, говорил с ними, беседовал с нашими купцами, давно осевшими у них.

– Ну и каков твой вывод о тех, кто там живет?

– Темный люд, поклоняются деревянным идолам, ни добра, ни зла не ведают. Язычники. Вот и богов их невозможно разделить на добрых и злых. Не понимают, что во всех их идолов давно воплотился сам Сатана. Когда ты выиграешь эту войну, нужно будет посылать сотни священников на славянские земли. Настала пора нести свет веры Христовой в души заблудших.

– Хорошо. На досуге я подумаю над твоими словами. Что ты можешь мне предложить и чем помочь? Или я неправильно истолковал речи епископа?

– Я знаю, что для тебя не секрет что я могу многое. Готов всемерно помогать тебе в достижении победы, великий император. Хочешь, я обрушу стену между крепостными воротами в завтрашнем сражении? Стратиоты строем пройдут в город, умертвят всех. А если пожелаешь, отравлю воду в колодцах, и варвары будут умирать мучительной смертью, прося лишь о том, чтобы хоть кто-то, сжалившись, прикончил их. Я лишь прошу одного: отдай мне боярина кривичей в награду за труды мои.

– Где же ты раньше был, чародей? Три месяца мое войско теряет людей под стенами этой крепости, и лишь только теперь ты соизволил явиться ко мне с предложением помочь.

– Прости, несравненный, слишком нелегким оказался путь к тебе.