Мужчины отодвинулись от края плота.
— Будь у меня пистолет, — сказал Гослинг, — я бы пристрелил этого уродливого ублюдка.
Джорджу на ум пришло сравнение с мокрицами, которых, не задумываясь, давишь ногой, спаривающимися пауками или мутировавшим бражником «мертвая голова», скрещенным с какой-то склизкой тварью из доисторического мира, — настолько существо было отвратительно. Место этой твари было в лаборатории или в музее в качестве экспоната, но только не в мире живых.
«Это всего лишь тупое животное, — пытался успокоиться Джордж, — ему просто любопытно. Рано или поздно ему надоест и оно уплывет.»
Хлопая крыльями, существо покачивалось вперед-назад, словно удерживая равновесие. Джордж заметил, что с брюха у него свисают ряды паразитов, похожих на рыб-прилипал. Они напоминали спущенные надувные шары. Когда существо снова качнулось вперед, Джордж увидел, что у него есть нечто вроде головы, плоский диск без глаз, из которого торчат четыре бледно-желтых сегментированных стебля, напоминающих усики лангуста. Они заканчивались ярко-розовыми узелками, похожими на глаза или своего рода сенсорный аппарат.
У существа был рот — вертикальный разрез, который закрывался не сверху и снизу, а с боков, как челюсти паука. Во рту вместо зубов виднелся бледный, как поганка, похожий на язык отросток. Он, полый, как садовый шланг, и примерно такой же толщины, то и дело высовывался изо рта дюймов на шесть — восемь, как у лягушки, ловящей муху, словно тварь проверяла воздух на вкус.
Кушинг ткнул веслом в сторону существа. Оно отпрянуло, а затем подлетело еще ближе и стало парить в воздухе как колибри: яростно махая крыльями и вибрируя.
— Что нам делать, черт возьми? — спросил Джордж.
Словно услышав его, существо стало издавать звук, похожий на глухой, прерывистый стрекот кузнечика.
— Не хочу тратить на эту тварь ракету, — проворчал Гослинг, — но мне она не нравится.
— Сделайте что-нибудь! — крикнул Сольц, устав бездействовать и смотреть на это словно выпорхнувшее из дешевого фильма ужасов чудовище. — Мы не можем просто сидеть и ждать!
Возможно, существо услышало его или почувствовало напряжение в голосе Сольца, а может, просто ждало подходящего момента, но слова Сольца подействовали на него как катализатор. Оно будто получило разряд током: отпрянуло назад, нырнуло к самой воде и снова поднялось вверх, сделало передышку, а потом с удвоенной энергией бросилось вперед и пронеслось прямо над плотом, задев когтем одну из дуг и распоров ее, — раздался свист сдувающейся дуги. Прежде чем кто-то смог что-либо предпринять, тварь налетела снова и царапнула другую дугу.
— Берегись! — закричал Гослинг. — Берегись! Головы вниз, черт возьми!
Все пригнулись, крича и пытаясь уклониться от твари. Издавая странный, вибрирующий звук, существо налетело снова. Кушинг поднырнул под смертоносное тело, Джордж бросился на пол, инстинктивно вскинул руку, чтобы прикрыть лицо, и один из бурых когтей расцарапал ее от локтя до запястья. Он понимал: резани коготь глубже — и руку отсекло бы, как хирургическим скальпелем. Кушинг продолжал отмахиваться веслом. Джордж не отрываясь смотрел на свою руку: сначала ссадина порозовела, а потом открылась, как красный рот, полный пузырящейся крови.
«Летучая мышь» продолжала нападать, пикируя на них с удивительной скоростью и ловкостью. Дуги плота были уже сильно повреждены и обвисли, как спущенные воздушные шары.
Гослинг пытался прицелиться в тварь, но она двигалась слишком быстро и чересчур низко, а ему вовсе не хотелось прожечь в плоту дыру.
Кушинг нанес существу пару хороших ударов веслом, но оно, казалось, никак на них не отреагировало: его упругое, кожистое тело было создано для борьбы, а их мягкие, розовые тела едва ли что-то могли ему противопоставить.
Тварь взмыла над плотом и зависла на несколько секунд. У Гослинга появилась возможность прицелиться, но существо не собиралось подставляться под выстрел и спикировало вниз, как вражеский бомбардировщик, выбив крылом весло у Кушинга из рук, а затем набросилось на Сольца, словно пчела на цветок.
Сольц попытался увернуться, но оно вцепилось в него когтями, обхватив крыльями, как руками. Длинный извивающийся хвост бил по воздуху. Гослинг схватил весло и изо всех сил ударил существо. Оно издало похожий на визг звук и взмахнуло хвостом — колючий кончик просвистел в паре дюймов от глаз Гослинга.
«Летучая мышь» держала Сольца недолго, но этого хватило, чтобы у того начались конвульсии. Гослинг увидел, как длинная полая трубка языка высунулась и ткнула Сольца в щеку, оставив ожог и тошнотворный запах паленого мяса.
Сольц издал безумный, истерический вой, проникший в каждого, кто находился на плоту, и эхом разнесшийся в тумане, словно детский вопль, поднявшийся со дна колодца.
Существо взмахнуло крыльями и отстранилось от Сольца, напоследок сбив с него очки языком и смочив его зажмуренный глаз прозрачной слизью. Эффект не заставил долго ждать: тонкая кожа века запузырилась, как плавящийся пластик, и потекла розовыми струйками по щеке. Сольц вопил, корчился и извивался, а его глазное яблоко стремительно краснело.
Плот качался и подпрыгивал, как на американских горках. «Летучая мышь», молотя крыльями по плоту, попыталась взлететь. Гослинг вскинул весло — на секунду, полную абсолютного отвращения, он замешкался, осознав, что своим языком существо пробовало Сольца на вкус, — и нанес удар. Он целился в плоский диск головы, но удар пришелся по двум дико подрагивающим усикам. Одно из них весло срезало подчистую, а другое переломило, как тростинку.
Существо заверещало, забило крыльями, запрыгало, затем поднялось на фута три в воздух, неуклюже ушло в сторону и шлепнулось в море. Оно пыталось взлететь или поплыть, но вместо этого лишь кругами скользило по воде, словно собака, гоняющаяся за собственным хвостом.
Гослинг вдруг с абсолютной уверенностью понял, что усики были чем-то вроде главного органа чувств: и носом, и ушами, и глазами одновременно. Без них существо стало слепым и беспомощным, не могло ориентироваться в пространстве.
Однако времени на раздумья не было: существо задело когтями три из четырех дуг плота (последняя повисла знаком вопроса и взяла на себя груз трех остальных), а его шипастый хвост проткнул левый борт, и воздушные камеры медленно сдувались.
Джордж прижимал к груди раненую руку, красную от крови.
— Я в порядке, — сказал он. — В полном порядке.
Чего нельзя было сказать о Сольце: когти существа рассекли ему лицо, плечи и живот, он обильно истекал кровью, на лице были серьезные ожоги, левый глаз, в который попала слизь, покраснел, раздулся, как мяч для гольфа, и заплыл желтым гноем.
Дела были плохи, и, когда все подошли к Сольцу, у него начался припадок.
8
На самом деле идею предложил Фабрини, но Кук ее поддержал. Крайчек сказал, что они играют с огнем, а Менхаус сравнил их предприятие со спуском в могилу. Саксу идея показалась забавной. Он сказал, что, если его развяжут, даже позволит Фабрини позабавиться со своей сестрой.
